Загадочно улыбнулась Верочке и, с сожалением, обнаружила, что прослушала половину того, что рассказывал Ёзэф Францевич. Что поделаешь. Удовольствие от выступления лектора будем получать в следующий раз.
По дороге в столовую Вася практически затащил меня в нишу за кадкой с тропическим растением, покрытым огромными красными цветами.
– Тебя на той неделе убить собираются, – заявил он без всякого предисловия.
– С чего ты это решил?
– Степан Заречный из шестой группы хвастался своей девушке Полине, а та рассказала нашему Грише, а он изображал из себя великого смутьяна перед Викой. Ну, а я – подслушал. Речь шла о громком убийстве члена царской семьи, что должно проявить звериную сущность царизма и поднять народ на восстание. Бред, конечно. Но лучше тебе об этом знать. Ты у нас тут одна царевна.
– Спасибо, Вася. Но может речь шла не о Высшей школе. Сюда ведь и оружие не пронесёшь, и охрана кругом.
– А взорвать? Химическая лаборатория имеется и реактивы там никто не считает.
– Но ведь, наверняка, погибнет ещё кто-нибудь?
– Они психи больные на всю голову. Я пару раз, из любопытства, попадал на подобные заседания. Одни уроды и неудачники. Столько желчи, что захлебнуться можно. Им на всех наплевать. Даже на тех, ради кого они бунтовать собрались. Лишь бы всё повернуть в нужную им сторону и страну оседлать.
– Мы долго тут сидим. Слухи пойдут, что я мужу изменяю и ему придётся тебя убить на дуэли.
– Морду ему придётся мне набить, что тоже крайне нежелательно. Давай, когда выйдем, я тебе несколько монет отсчитаю. Пусть все думают, что ты и мне курсовой помогаешь делать.
– На. Вот эти отсчитаешь.
– Спасибо. А то я всё на букет для Лизы потратил.
– Ничего себе. Цветы же зимой золотые. Ну ты и дурак. Она по тебе сохнет, а ты из себя тайного воздыхателя изображаешь.
– Чтобы не думала, что она никому не интересна, как женщина. А потом найдёт себе кого-то более подходящего.
– Ладно. Выходим. В столовой я угощаю.
Мы выбрались из ниши и Вася демонстративно отсчитал мне пять монет, после чего мы отправились обедать.
В отличие от Лейпцига, где каждый студент питался где хотел и на сколько ему позволяли финансовые возможности, в Высшей Школе имелась огромная, как несколько аудиторий, столовая, разделённая на студенческую и преподавательскую части.
Кухня была одна, но преподаватели, в принципе, могли заказывать практически любое из существующих в цивилизованном мире блюд.
У студентов перечень был попроще и без кулинарных изысков, но зато раза в два дешевле и многое вполне съедобно. А блинчики с творогом и некоторые из супов так и просто выше всяких похвал.
За столом мы с Василием ели молча, а Лиза с Верочкой вяло обсуждали подробности субботнего бала во дворце бранденбургского посланника, приуроченном ко дню рождения курфюрста. Точнее обсуждала Верочка, а Лиза благосклонно внимала восторгам собеседницы, иногда вставляя пару ничего не значащих слов.
После обеда у ребят была химия, с которой я разобралась ещё в прошлом месяце, а меня ждала экзекуция на математическом факультете. Неужели я когда-то воспринимала эту интеллектуальную пытку, как разновидность удовольствия? Кажется, вы сударыня, в этой области науки, достигли потолка своих возможностей. И рискуете разбить себе голову об этот потолок.
Да-а. Учеба загоняет куда больше, чем это удаётся «мучительницам». Кстати, надо договариваться о щадящей системе тренировок. Шутки шутками, а к рекомендациям лекарей надо относиться серьёзно. Особенно пользующихся таким авторитетом у своих коллег.
Опираясь на руку начальника охраны, добрела до кареты, где с наслаждением развалилась на сидении, предвкушая неспешное путешествие до дворца, где можно насладиться водными процедурами и входящим в привычку дневным сном.
Охрана проводила меня до наших покоев и сдала с рук на руки Маше, которая, странно улыбаясь, заявила, что мне стоит заглянуть в столовую. Моё удивление переросло в оторопь, когда оказалось, что за столом сидит и с аппетитом ест суп мой муж.
Села на что-то, тупо размышляя грохнусь ли я сейчас в обморок или просто зареву от немыслимого облегчения. Даже пропустила тот момент, когда Савва оказался передо мной на коленях, уткнувшись макушкой мне в живот. Засунула дрожащие пальцы в его лохматую шевелюру и поняла, что наконец-то можно вздохнуть полной грудью, где больше нет камня, отравляющего жизнь.