– Или у них срыв. Как в смутные времена.
– Может пообщаешься с сестрицей?
– А смысл? Она уже не человек.
– Это не мешает ей видеть и чувствовать. Может кто-то из Совета и отпустит поводок, чтобы прояснить ситуацию. Умирать никому не охота.
– Не уверена, но попробую.
– Значит рекомендуем Грету?
– Думаю, что это лучший вариант.
– Сама понимаешь. Если что-то новое всплывёт – я свободен в любое время суток.
– Даже во время приёма по поводу юбилея правящей династии? Я то сказалась больной, так что сегодняшние торжества пропускаю.
– Даже во время моей речи на приёме.
– Тогда позвольте откланяться, Ваше Сиятельство.
– Кланяться в церкви будешь, а мне нужна информация.
– Служу России, – выпятила грудь, княгиня, шутовски отсалютовав начальству, после чего чмокнула Лавра в губы и испарилась из помещения.
С большим запозданием Лавр чертыхнулся «зараза» и подумал, что Марфе, прежде чем Стефанию осуждать, не мешало бы на себя посмотреть. Тяжело вздохнув, тёмных дел мастер приступил к изучению торжественной речи, которую не удалось спихнуть на самодержца. Святогор заявил, что с него хватит и мучений по изображению величия. Вот скотина! Сам, небось, на троне аналитикой займётся, а мне забивай мозги всякой высокопарной чушью.
Тень, отделившаяся от стены кабинета, деликатно прокашлялась и поинтересовалась у его владельца:
– К вам можно, Лавр Игнатьевич, или я попозже зайду?
– Ты ж уже зашел, Дормидонт, так что устраивайся, где удобно. Тебя твои хоть нормально кормят? А то я повара позову.
– Уважают. Пока, – домовой уселся в кресло для посетителей и вдумчиво почесал себе бок.
– Новости какие есть или нужда привела?
– Вашими молитвами, Лавр Игнатьевич, с нашим народом больших бед не наблюдается. Сами знаете – вольница, она вольница и есть. Каждый что хочет, то и воротит. А если кто и попадает в передрягу, то претензии к самому себе. Ну, и ко мне немного, что вовремя не надоумил. Детей в школу стали охотнее отпускать, но это всё ещё редкость. Больницу открыли. Филиал Института. Туда народу побольше ходит, но тоже пока гораздо меньше, чем мы рассчитывали.
– Много домов пустует.
– В столице, волостных центрах и крупных деревнях практически всё занято.
– И как с хозяевами? Уживаются?
– Вы, Лавр Игнатьевич, уже сто раз меня про это спрашивали. Мои сами себя хозяевами считают. Отсюда и конфликты. Да и знают про нас в одном доме из ста. Так обеим сторонам спокойнее.
– Что скажешь про Ильчика?
– Гнида!
– Это я и без тебя знаю. Способ простить нашел?
– У меня нервы не железные. Только за то, что жену у Слима увел – должен умереть. Ничего у меня не получилось. Слишком глубоко в нас сидит патриархальность и приверженность традициям. За сто лет в ряд ли что могло измениться.
– А с Ильчиком поговорил?
– Мы почти договорились. Обещал всё рассказать, если возьмём к себе жену с ребёнком, но тут явилась Кула со сковородкой и я дал дёру. Единственное, что Ильчик сказать успел, – это то, что Ивану от Рустама ничего плохого не будет.
– И то слава богу. Что-то от меня нужно?
– Град устоит? Или мне народ уводить?
– Думаю, что устоит. А если не устоит, то уводить будет некуда.
– Моя помощь нужна?
– Ищите смутьянов, а главное тех, кто их подбивает и учит. Сам знаешь – я в долгу не останусь.
– Знаю. Поищем. Ну, я пошел?
– С богом.
Дормидонт, явно по-привычке, осенил себя крестным знаменем и исчез.
Вздохнув ещё тяжелее, чем до посещения нежданного гостя, Лавр углубился в текст торжественной речи.
Царский дворец. Кабинет царицы Светланы.
Её величество принимала Марфу не в личных покоях, а в своём рабочем кабинете. Из-за справедливых подозрений, что эта вертихвостка не просто так строит глазки самодержцу, между дамами установились весьма прохладные, строго деловые отношения.
– Что вы с Лавром решили, княгиня?
– Рекомендуем Грету Линдбаум, Ваше Величество. Двадцать один год. Здорова, миловидна, хорошо воспитана. Посещает лекции Лейпцигского университета. Математика, химия, география.
– Странные вкусы для молодой девушки.
– Совершенно верно, Ваше Величество. Но перечень предметов она выбирала сама. Ещё обожает верховую езду. В отношения с молодыми людьми замечена не была. Как и немолодыми. Слывёт затворницей.
Родители. Барон Герхард Линдбаум – совершенно беспомощная личность. В молодости промотал родительское наследство. В настоящий момент владеет небольшим имением под Лейпцигом. Занятия – охота и просиживание штанов на местных дворянских собраниях, где, впрочем, появляется редко. Дома большая библиотека, доставшаяся по наследству от родителей, которую и сам иногда пополняет, несмотря на скудность средств. По сведеньям, полученным от дворни, большую часть времени отец и дочь проводят именно там.