— Я-то? — отложив яблочко на тарелку и утерев губы, Василиса ненадолго задумалась. — Да нет. Меня тогда папенька сюда в гости отправил. Сказал, что я с Кощеем сосватана, стало быть надо мне к суженому ехать. А я батюшкиному слову перечить не могу. Да только жених-то меня поначалу отказом встретил. Но потом… потом рассмотрел-таки, коли… ой… — Василиса зарделась, засмущалась и быстро прикрыла шалью заалевшие щеки.
— Понятно… — это единственное, что пришло мне в голову, хотя понятно точно ничего не было.
Повернулась к Елисею, внимательно разглядывая мальца. Можно подумать я мало на него сегодня смотрела. Парень тотчас вскинул на меня упрямый взгляд. Зеленые глаза полыхали злостью и отчаянием и еще немножечко затаенной в самой глубине, сокрытой, наверное, даже от самого себя, надеждой. Красивый мальчик и…
Блин… действительно похож!
Василиса из-под густых ресниц стреляла в меня голубизной очей. Видимо, родовое. У Ивана-царевича точно такие же глаза. Кинула взгляд на Кощея. Хмурится. Чуть ли не молнии глазами мечет, ждет приговора. А смысл? Надо же не просто сказать, мне же еще доказать надо… А как? Как это сделать в условиях средневековья?
— Что такое, девица красная? Али проблемы какие? — подал голос Иван-царевич, заметив мою заминку. — Ты только скажи, вмиг что надо сделаю.
— Сильно сомневаюсь…
— Как же это так? — поднявшись с лавки и одернув кафтан, Иван выпятил грудь колесом. — Али не царевич я?
— Царевич-царевич, — отмахнулась от молодого человека, словно от комара, — вот только вряд ли у вас тут под боком медицинская лаборатория завалялась.
— Латория? А это что такое? Можно у Яги спросить. У нее в избушке чего только нет.
Вот это рвение! Неужели, так сестру любит, помочь хочет?
— Ла-бо-ра-то-ри-я, — терпеливо повторила, прикрыв глаза.
— А для чего она нужна? — не унимался царевич.
Видимо, без ликбеза не обойтись. Ну и ладно, сам напросился.
— Лаборатория — это возможность сделать необходимые анализы. Если бы мы сейчас были в моем мире, то выявить факт отцовства было бы очень легко. Всего-лишь образцы ДНК. Например, волосы. Их бы сравнили и сказали, являются данные люди родственниками или нет.
— А что, так разве можно? — Удивление на лицах у всех было столь велико, что я невольно улыбнулась.
— Ну, я надеюсь, для вас не является секретом, что ребенок наследует генотипы своих родителей?
Непонимание на лицах.
— Черты! Внешние особенности. Что-то он берет от матери, что-то от отца. Чей генотип оказывается сильнее, те черты в ребенке сильнее и проявляются, — как говорил мой любимый сатирик Михаил Задорнов — «всегда нужен пример».
— Ну, вот, темные волосы! — показала на шевелюру Елисея. — Как правило, они сильнее проявляются, нежели светлые. У Елисея волосы темные, значит один из родителей брюнет. Василиса блондинка, значит…
Не успела закончить мысль, как меня перебил вновь подскочивший со своего места Еремей.
— Так темный он, темный! Ирод этот, — кричал царь, потрясая кулаком в сторону Кощея.
— Угу… темный… И он, конечно же, один такой темный, на все Темное царство… — скептически отозвалась я.
— Так ведь… — не увидев в моем лице мгновенной поддержки, Еремей уселся обратно, зло поглядывая на оппонента.
— Другое дело, характерный нос, — привела я еще один аргумент «за», — он у них похож. Но это тоже не является стопроцентной гарантией отцовства! Мало ли может быть похожих носов!
Пришлось даже повысить голос, потому что Еремей вновь вознамерился вскочить. А я поняла, что какие-либо аргументы у меня просто закончились. И сейчас либо по «похожести» объявлять отцом, либо просить дополнительное время и звонок другу. Тут же вспомнила, что телефон у меня самым наглым образом отжали. Да и не работает он все равно. Ну, хоть бы музыку включила для активной работы мозга.
— Может у вас тут как-то все-таки можно определить отец не отец? — с последней надеждой обратилась к Еремею. — В блюдечко там посмотреть или еще как?
— Да смотрели уж… — махнул рукой царь. — Темнотень, да охи, ахи… Чего там разберешь? Словно взор отводит кто-то…
Последняя надежда решить проблему, переложив ее на сказочные плечи, скончалась в диких корчах.
Вздохнув, присела на лавку. И вот что с ними делать? С одной стороны, похож пацан, спору нет — если что, не прикопаются. А с другой… вдруг ошибусь? Жизнь мужику перекалечу, хотя, он и так уже покалеченный. Сидит, глаза прикрыл, по виску пот течет. Силен… Я таких всегда уважала, за дух несгибаемый, за волю. Словно почувствовав мой взгляд, Кощей приоткрыл глаза. Полыхнул взглядом. Всегда такой цвет любила — словно горький шоколад. Темный, сочный…
Темный…
Темный!!!
Подскочив на месте, как в попу ужаленная, еще раз посмотрела в глаза Василисе, потом Елисею. И словно пудовая гиря с плеч упала. А ларчик-то просто открывался. Злодей он может и злодей, да не так оно все просто.
Запрокинув голову, потянула вверх затекшие руки, сложив их замочком над собой. После чего устало выдохнула и заулыбалась.
— В общем, мне все понятно.
— Да, неужто! — просиял, словно новенький самовар, Еремей. — А как же латория? Не нужна уже?
— В данном случае — нет. — Вернула царю улыбку. — Знаете, я ведь недаром начала говорить о том, что ребенок берет себе гены родителей. И все, что есть в маме и папе, совершенно спокойно может проявится в их ребенке. Кроме…
Выдержав легкую паузу, прошлась туда-сюда, отметив как возрос уровень напряженности.
— Кроме доминантных генов. Тех, что проявятся ВСЕГДА! Они просто подавляют остальные, потому что сильны сами по себе.
— И что же, Ветерок, — царь нетерпеливо ерзал на месте, — у них есть эти… доминатые?
Даже не стала поправлять, лишь молча кивнула. И дождавшись, пока царь, радостно воскликнув, хлопнет в ладоши, припечатала.
— У Кощея есть. А у Елисея нет. И значит он — не его сын.