- Любислава (любимая славой) - высказалась сестрица с квадратным вырезом в платье, любвеобильно подчеркивающем выдающиеся достоинства.
- Милослава (милая славе) - мило проговорила девушка вообще без юбки, но зато в черных чулках на подвязках.
- Переслава (впереди славы) - изящно вытянула вперед руку прелестница с вызывающим рисунком по декольте.
- Радислава (радость славы) - радостно выдала спрятавшаяся за сестриц девушка.
- Ярослава (блистающая славой) - сказала последняя, блистая белыми труселями.
- Да уж, славные вы девушки, - ответил Елисей. - И я безмерно рад, что набрел в лесу на ваше жилище. Еще бы вы мне намекнули, где моя одежда - был рад еще безмернее.
Мужчина королевских кровей чувствовал себя явно неуютно в девичьем обществе, находясь в чем мать родила.
Только вот незадача, пока шастал путешественник по лесам да весям, форменная одежда принца обыкновенного залесного пришла в полное непотребство. Прохудилась, да изгрязнилась, весь лоск придворный подрастеряв. Пришлось девицам-затейницам из своего гардероба одевать гостя дорогого, покуда имущество его стиралось и в вид надлежащий приводилось.
Подошел Елисей к зеркалу волшебному на результат поглядеть и вежливо молвил: "Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи...", а потом очи поднял и как заорет: "Ах ты, мерзкое стекло! Все ты врешь-то мне назло!". Поскольку отражался в полированной поверхности какой-то мужик в желтой набедренной повязке, ноги волосатые неэстетично открывающей, да в шали синей на плечи накинутой, чтобы из общего колера не выбивался. Ведь с ткачихами в том царстве напряженка. Последняя, как царь ее другой предпочел, заделалась советницей. Когда ж ей полотно ткать на целый мир?
Но делать нечего, пришлось смириться со своим внешним видом и к столу поспешить. Может чем посерьезнее угостят, чем его недавнее кашеварение. Хозяюшки как раз в кухонную залу прошли, перья светящиеся по стенам развесили для лучшего освещения, скатерть на столе разложили и сели все вокруг, молча на пустую тряпку вышитую уставившись. "Что за фигня?" - подумал принц и тут же и выдал вслух продолжение мыслей своих крамольных:
- Так-то вы гостей встречаете? А где яства различные: гусь праздничный с яблоками, икра черная, красная, заморская баклажанная?
Не успел слова договорить, как появились на ткани означенные кушанья. Вытаращился парень на диво-дивное, слова не может вымолвить. А Перислава вперед руку вытянула, обвела пространство стола и пояснила:
- Так то скатерть-самобранка, что ей не закажешь - все выполнит.
- Хорошо устроились, - крякнул от удовольствия голодный мужик, лапу гусю жареному смачно отрывая. - Прямо переносной личный повар, да еще и жалования не требующий.
- Эх, Елисей, не так все просто в волшебном мире, - воскликнула Берислава. - Ничто нигде не убывает бесследно. Это сейчас ты с трапезы батюшки-царя пищу умыкнул.
Но гость только по-барски махнул голяшкой птичьей, приглашая всех к пиршеству. А там и разошелся не на шутку, все новые и новые блюда вытребывая, да кубки лучшим спиртным с царских запасов наполняя. Ведь сам там был, мед-пиво пил, да так, что по ушам (за неимением усов) текло и в рот попадало.
Просидели они за столом до самого вечера. Вроде пора и честь знать. Только вот все чаще захмелевшие глаза царевича останавливались на глубоких декольте красоток, да мысли в голову его закрадывалась одна неприличнее другой. Не до знаний о чужой чести мужику. "Вот бы в каждой из семи кроватей по часику переспать", - мечтал охальник, плотоядно соседок по столу оглядывая.
Спальня в замке только одна, поскольку помещений прилегающих к печи больше не имелось, а на улице не месяц май. Все кровати к полу прибиты, так что сдвинуть никак не получится. А ночевать-то парню где-то надобно. Пол ведь каменный, застудит еще себе чего-нибудь важное.
Только все со стульев встали, как скатерть сама сложилась, погребя под складками ткани остатки пищи. Тут, откуда ни возьмись, музыка зазвучала, да такая задорная. У принца ноги заплетаются не хуже языка, но все же он не преминул выдать коронную фразу:
- Танцуют все!
И сам первым пустился в пляс вприсядку, вокруг замерших в нерешительности девушек. Но тут и они пришли в себя, закружились, завертелись, аппетитно бедрами покачивая. Прямо как в недавнем сне. А там и черед парных танцев настал. Со всеми принц потанцевал, прелести еле одеждой прикрытые пощупал. И так раздухарился, что чуть было не сделал непристойное предложение всем сразу. Поди, выбери кого-то одного, ежели все красотки румяные, да раскрасивые.
Но не дали гостю слова молвить, как отправили его к колодцу за водой, чтобы лохань для омовения вечернего наполнить. Да он и не сопротивлялся. Негоже немытому в опочивальню отправляться. Может и должен быть мужик могуч и волосат, но пахучий женскому полу явно не понравится.
А чтобы не замерз гость дорогой, накинули на плечи тулуп заячий, на голову шапку-ушанку нахлобучили, а на ноги валенки дали.
Источник воды Елисей нашел сразу. Трижды закинул он невод... тьфу, ведро. С третьего раза попал. Вроде булькнуло что-то внизу, начал мужик барабан крутить у колодца. Вот и ведро появилось, а ведре рыбка. Не, не золотая, а всего лишь щука. Только рыбак об ухе наваристой подумал, как говорит она человечьим голосом:
- Отпусти меня в воду, я тебе сделаю все, что ни пожелаешь.
- Что и минет сделаешь? - обрадовался развратник, вспомнив словечко заморское. Потом глянул на зубы рыбьи и закручинился. Что-то расхотелось ему излишеств сексуальных. - Даже и не знаю о чем тебя просить. Корыта мне не надо, дворец вроде и так есть, старуха нафиг не уперлась. Если только воблу к пиву.
- Сжалься, добрый молодец, - запричитала рыбина. - Может ты захочешь, чтобы ведра сами домой пошли? Или дрова без твоей помощи рубились и в печь складывались? А возможно и на печи, как на коне, ехать. Стоит только сказать "По щучьему веленью...
- Ишь, развелелась тут! Что ж я дурак что ли на печи разъезжать?
И вылил царевич воду вместе с уловом обратно в колодец.
Много ведер пришлось перетаскать, пока лохань наполнилась. Но вот баня топится, вода кипит, аки гром гремит. Баншицы в банны шайки, в медны тазы позванивают. Цельный час Елисея скоблили скобелем, песком терли, прокатывали мылами семи сортов, полоскали, брили, чесали, гладили, завивали, душили, помадили.
И как показался этакий джентльмен на публику, никто его не узнал. Явился, как написанный: бравый, красный, очень завлекательный. Сестры аж ахнули, красавца такого увидевши.
Только вот все мужские чаянья были обломаны самым жесточайшим образом. Вместо того, чтобы тут же штабелями упасть к его ногам, девушки начали наперебой совсем неважные сейчас вещи выяснять, типа:
- Не хочешь ли ты приглядывать за нашим домашним обиходом? - с надеждой спросила Владислава.
- Стряпать? - сексуально облизнулась Любислава.
- Стирать? - обрадовалась Радислава, видимо эта обязанность лежала на ней.
- Шить? - отдернула короткую юбку Властислава.
- Вязать? - сымитировала вязание на спицах Ярослава.
- Постели постилать? - смутилась Милослава, видимо продолжив логическую цепочку дальше.
- А если ты все это будешь умело и опрятно делать, - подытожила старшая сестрица Берислава, - то ни в чем не будешь терпеть недостатка.
Подумал принц и ответил твердо, по-мужски:
- Нет!
Но последняя просьба заронила-таки сомнение в его душу. Все же не просто так ему дали выспаться, накормили, напоили, вымыли. Можно и самому что-то сделать в ответ хорошее на такую заботу. Постели постелить, к примеру. Но только он вознамерился в спальню прелестниц пригласить, как они сразу куда-то засобирались на ночь глядя. И главное, куда и зачем не сказывают. А ему претензии вроде предъявлять не с руки. Кто он девицам, брат, сват, муж? Просто гость залетный. Сегодня здесь, а потом кто ж его знает.