— Построить бы надо, — еще тише и нежнее сказал министр. Король призадумался, а потом сказал:
— Так тому и быть. Но поручите это лучшим архитекторам. Чтобы было современно, уютно и удобно.
— Мы объявим конкурс на лучший проект, — пообещал министр;
— В архитектуре здания должна ощущаться монументальность, торжественность, вечность — повелел король. — Такие здания должны строиться на века. Для нынешнего и будущих поколений.
Первый министр молча поклонился.
И очень скоро было сооружено такое фешенебельное коричневое роскошное высотное здание тюрьмы, что многие подданные стали с умыслом нарушать законы, только бы переселиться туда. Дело в том, что в королевстве жилищные условия были неважными.
Вскоре тюрьма оказалась перенаселенной, и никакие нарушения, ни действительные, ни фиктивные, не могли помочь попасть туда. Редким везунам удавалось устроиться недельки на две где-нибудь на девяносто девятом этаже — и то за большую взятку.
Тысячный арестант — очаровательная невестка первого министра, схваченная из-за своих длинных, к тому же золотистых волос, была объявлена мисс Тюрьмой, и король самолично защелкнул на ее запястье позолоченный браслет-наручник.
К слову сказать, первый министр и сам отхватил себе в этом здании семь камер с видом не то на Красное, не то на Желтое море…
Королю очень нравилось тюремное здание, он бы и сам не прочь был переселиться туда из своего хрустально-железобетонного бункера, и если он не делал этого, то лишь из опасения, что это могут превратно истолковать в соседних королевствах.
А короля мучила бессонница. И ох как скучно жилось ему на этом свете. Все, что можно было отменить, запретить, искоренить, было отменено, запрещено, искоренено. Все думано-передумано, сделано-переделано. Все прочитано, все забыто.
Ночью во дворце ему было не только одиноко, но и безумно холодно. Король топил большую печь книгами из своей библиотеки. В четные дни — книгами современных авторов, в нечетные — книгами классиков. Королевская библиотека на глазах вылетала в печную трубу. И подданные, заботясь о добром здравии короля, приносили во дворец книги из своих библиотек.
Когда все книги в королевстве сожгли, начали топить печь дровами.
По ночам король обыкновенно думал. Однажды ночью он обнаружил, что думает сразу о двух вещах и что обе мысли рифмуются. Он удивился и пририфмовал к двум первым еще и третью мысль. Это так его увлекло, что он решил выражать отныне свои мысли в стихах. И король написал длинное-предлинное стихотворение. Когда он закончил его, то понял, что мысли — это совсем не главное, а главное рифмы. И еще король понял, что главное в его жизни — поэзия, а королевство, трон, корона — сущая ерунда! Король написал еще пятьдесят пять стихотворений и окончательно понял, что прежде всего он — поэт, а потом король. Он решил объявить об этом подданным. Но под утро спохватился, что всем, а тем более первому министру, знать это не обязательно, более того, не надо, и более того, попросту опасно. «Мои поэтические обязанности не должны мешать королевским, а королевские поэтическим», — твердо решил король. Это был трезвый король. Очень, очень трезвый.
Поэту, как и королю, нужна публика. Королю не хотелось читать стихи своим придворным поэтам. Он не забыл еще, как однажды чихнул, и все поэты хором сказали, что это к добру, а наутро сбежала королева.
— Приведите ко мне поэта, — велел король первому министру.
— Из какой камеры? — спросил министр. Теперь, когда он сам поселился в тюрьме, он мог сколько угодно нарушать законы.
— Приведите ко мне настоящего поэта, — распорядился король.
— В королевстве есть один настоящий поэт, — сказал первый министр, — он обитает не то в лесу, не то в пустыне.
— Разыщите его, — повелел король.
Поэта разыскали и привели. Это был красивый, статный и гордый молодой человек.
Король прочитал ему свои стихи.
— Ну как? — спросил он, нарушив от волнения закон.
— Что как? — спросил поэт, который слыхом не слыхал об этом законе. Первый министр тотчас хотел его арестовать, но король жестом остановил его.
— Стихи как?
— Какие стихи?
— Те, что я прочел.
— А разве это были стихи? — в третий раз нарушил закон поэт.
— Да, — ответил король.
— Но это были не стихи.
— Почему?
— Потому, что стихи — нечто совсем другое.
— Значит, мои стихи вам не понравились, — задумчиво сказал король.
— Какие стихи? — спросил поэт. Король грустно повернулся к министру:
— Этот человек четырежды нарушил закон, — сказал король. — Он без конца задает вопросы. — И тихо добавил: — Распорядитесь.
— Вы арестованы, — объявил министр поэту.
— А поэт, ничего не знавший о новых законах в королевстве, подумал, что его арестовали за неодобрение королевских стихов.
— Свободных мест в тюрьме нет, ваше величество, — доложил первый министр. — Дозвольте разместить его в хлеву.
— Не отвлекайте меня по мелочам, — с досадой сказал король. — Этот человек нарушил закон, и должен быть наказан. А где, как и сколько он будет сидеть, не имеет никакого значения.
А король ночью снова начал писать стихи. Целый год король писал по ночам стихи. Ровно через год он вызвал к себе первого министра и повелел:
— Приведите ко мне поэта.
К королю привели сгорбленного старика, в котором трудно было узнать прошлогоднего гордого юношу.
— Вы очень изменились, — ласково сказал король. — Наверное, много работаете. От нашей работы немудрено постареть. Я тоже писал весь этот год. Я хочу почитать вам, послушайте.
Король читал свои стихи. Поэт сидел молча. Король закончил и вопросительно посмотрел на него.
— Прикажите отправить меня в хлев, — взмолился поэт.
— Но почему, почему вам не нравятся мои стихи? — дрожащим от обиды голосом спросил король. Он готов был заплакать.
— Не расстраивайтесь, — сказал поэт. — Не каждый может стать королем. Не каждый может стать и поэтом.
— Нет, может! — властно сказал король. Это был очень упрямый король. — Я докажу вам, что любой и каждый может писать стихи. Все будут писать стихи… Все, все, все.
На следующий день был издан указ: всем, без исключения, подданным вменялось в обязанность писать стихи. Более того, все должны были разговаривать только стихами и более никак.