Пока не почувствовала рядом что-то неладное. А потом встала, пересилив себя - и пошла туда, где ощущалось человеческое горе.
Интерлюдия 2
Та же поляна. Тот же мужчина. Тот же лис.
- Уже двое. Лис, ты понимаешь, их уже двое. За один день.
- И что? - Лис равнодушно взмахивает хвостом.
- Еще один человек - и моя девочка умрет.
- Нет.
- Нет!? Птица может дать крылья трем людям! И - все! Потом - смерть.
- Как ты любишь передергивать. Она умрет, да. Но только если ни один из людей не осознает, ЧТО она для них сделала. И не произнесет волшебные слова.
- они не смогут осознать. Они слепы и глухи. Для них счастье - не крылья. Деньги! Власть...
- Хватит, - лис раздраженно дергает ухом. - Что ты вообще хотел!? Чтобы она всю жизнь прожила здесь? Да!?
- Она моя дочь.
- Это не дает тебе право обрезать ей крылья. Если любишь - ты ее отпустишь.
- На смерть?
- Если любишь - ты отпустишь. А смерть - или нет... она все равно умерла бы. Но сейчас она умрет в полете. А в твоих руках она умерла бы сломанная. Что тебе больше нравится?
Мужчина сникает.
- Ты безжалостен, хранитель.
Но в ответ слышится только равнодушное:
- Небо тоже безжалостно.
Песня третья. Аня.
Аня сидела на скамейке. Было тоскливо донельзя. А чего еще можно было ожидать? Когда тебя ругают, при всех называют дурой и чуть ли не посылают по матери?
Руки просто опускались.
Тяжело ли ребенку из деревни поступить в университет? На бюджетное место? Да не куда-нибудь, а в медицинский?
Почти невозможно.
Но Аня все равно решила попробовать. Школу она окончила с золотой медалью. И не купленной. Нет, каждая ее пятерка была оплачена ночами труда. Аня всю жизнь мечтала стать врачом. Хирургом. Помогать людям. Возвращать им жизнь.
Аня знала - родители не смогут ее содержать. Куда там - когда трое младших на шее. Огород, свое хозяйство - это выручает. Но ты поди, одень всех! И дом поддержи! А если отец попивает "горькую"? Если ни водопровода, ни канализации?
Учиться в таких условиях адски тяжело.
Аня знала - ей едва ли оплатят билет на автобус. И то - мать считала учебу несусветной дурью. Лучше уж выйти за Степана Петровича, который жил через два дома. Жена у того умерла уж года два как и он заглядывался на Аню.
Родители не препятствовали.
"А что, - говорил отец, - Ты, Анька, девка ладная, гладкая. А что учиться не будешь - так оно и лучше. Кому в доме ученая баба нужна? Нам бы кого попроще".
А Ане снилась операционная. И сама она - у стола. И короткие четкие команды.
- Скальпель. Зажим. Тампон....
Так что получив на руки аттестат, Аня как следует его припрятала вместе с медалью. И стала готовиться к отъезду.
Но странное дело - родители не мешали. Она удивлялась - почему? Потом мать высказала прямым текстом.
- Все равно ты не поступишь. Побегаешь, да и вернешься. Но так хоть на нас зла держать не будешь.
И Аня уехала.
На время экзаменов ее поселили в общежитии. А потом... тогда еще не было ЕГЭ. Было собеседование. И ее явно валили, задавая такие вопросы, которых просто не было в программе. Но она - знала. И сотню раз благодарила местную старенькую фельдшерицу, которая давала девчонке свои книги. По анатомии, физиологии, гинекологии, фармакологии... старушка была твердо уверена, что из девочки выйдет замечательный врач. И помогала ей во всем.
Самым сложным оказалась химия. Но учебники Некрасова и Глинки осечек не давали. И Аня, не веря своим глазам, смотрела на списки зачисленных.
"Анна Некрасова".
Зачислена.
***
Она не поехала домой. Дорого.
Просто позвонила. И отправилась в общежитие.
Комнату ей выделили. Да, не самую большую. С двумя соседками и у туалета. Ну и что?
Сложнее было устроиться на работу.
Если кто не знает - мединститут - это сродни каторге. От рассвета и до ночи. Если ты будешь тупо ходить на лекции, ты просто вылетишь после первой сессии. На тебя сваливается чудовищный объем информации. И впитывать его надо беспрерывно.
А ночью надо подрабатывать. Спасибо одной сокурснице. Таня вообще была редкостной стервой. И почему она решила помочь Анне - бог весть. Но однажды она подошла, и выдув пузырь из жевательной резинки, процедила: