Она жестами предложила своему спутнику сесть. Разлила по чашкам чай. И они начали свое ежевечернее чаепитие.
Тихий шепот листвы, мерное тиканье настенных часов с кукушкой и маятником, шелест одежд, легкий стук от соприкосновения фарфоровых чашечек и блюдец.
Нежный аромат пыли и каких-то духов – так пахнет на третий день труп человека, умершего в собственной постели среди по-настоящему родных и близких людей. Чтобы появился такой аромат, тело надо окружить свежими цветами, и регулярно их менять – при первых же признаках увядания.
А еще пахнет черным чаем, сладостями и чуть-чуть перезревшими фруктами – вот они, лежат совсем рядом, их потемневшая кожица вот-вот лопнет от переполняющего сока – он скоро забродит и начнет разлагаться. Гнить. Но это еще не гниль, это еще краткое мгновение перед…
Мягкий розовый свет роняет румяные тени вокруг. Одна из стен, по желанию хозяйки, полностью превращена в огромное окно – оно выходит на запад, и через него всегда можно любоваться на закат. Это не застывшая панорама – пейзаж всегда разный – это просто такой мир – мир вечного заката, мир умирания. Это мир, который ловит самое последнее мгновение агонии всего живого и в котором это мгновение может превратиться в вечность. И, в тоже время, никто не мог здесь провести ВСЮ вечность.
Пепельная долина на обратной стороне луны. Там расположен хрустальный замок самой Смерти, но никто не может посетить его, кроме Ангела смерти. Это два разных существа. И они оба равны по своей силе. И обязанности у них почти одинаковые. Вот только Ангел может предстоять перед Богом, и выслушивать Его волю. Он так же посещает землю, и поцелуем своим отделяет бессмертный дух человека от его бренного тела. Смерть же сидит дома, в стране заката. В ее обязанности входит встречать умирающих и отправлять их далее к Всемогущему.
И Ангел и Смерть едины – они единственные духовные существа, сотворенные супругами. Они настолько едины, что не могут разделить собственные Я. Вот только … они даже прикоснуться не могут друг к другу...
Смерть поставила пустую чашку на стол.
-Посмотри, что я принес тебе, - Ангел раскрыл ладонь. Воздух тут же стал гуще, запахло страхом. Десятка два шуршащих полупрозрачных, похожих на обрывки покрывала ночи существа подлетели к раскрытой ладони Смерти.
-Какая прелесть, эти вампиры, - она улыбнулась, и стала ласкать тонкой рукой обрывки ночной темноты. Маленькие вампиры радостно закружились вокруг ее пальцев. Один из них случайно задел своим крылом ее нежную ладонь. Исчез. Он умер. А другие его товарищи, словно не видели этого – разгоряченные лаской они как снежинки растаяли от прикосновений к рукам самой Смерти.
Она облегченно вздохнула и подняла взор на своего супруга.
-Благодарю, они были великолепны.
Они были вдвоем. О чем-то своем тикали слишком уж громко часы.
Время прошло.
Ангел уже улетел.
Смерть сменила чашки – к ней пришел очередной гость. Но… она передумала и остановила время для всего вокруг. Это все может подождать.
А является ли грехом всеобъемлющая любовь к собственному мужу?
Она освободила от тонких перчаток руки. Поднесла пальцы к губам. Прикоснулась. Она жива.
А что же, если принять за основу их полное внутреннее единство?
А вдруг…
Стоп.
Время снова пошло.
К ней пришла очередная душа.
2
Он смотрел на застывшее в вечном закате солнце. Сизо-алое кружево облаков шевелил сонной рукой ветер.
Была тишина.
-Скажи, а что будет, если я прикоснусь к нему?
Смерть сидела в глубоком кресле и смотрела на своего Гостя. Все так же была она скрыта в своих пепельно-серых одеждах.
-Я не знаю. Вам самим решать – познаете ли вы счастье, либо безграничную печаль.
Какой короткий ответ.
Легкое дуновение нарушило тишину.
Смерть оглянулась – у порога стоял ее супруг. Он сложил руки на груди, а его черные крылья как черным плащом скрыли всего его.
Ангел смерти, как и всякий ангел, должен быть красив. Черные волны волос обрамляли мраморно-бледный овал лица. Красивые, четко очерченные губы подобны расцветающим на рассвете лепесткам белых роз, изящный прямой нос, черные брови… Вот только в глаза ему нельзя смотреть смертным. Они словно бездонная пропасть, которая манит своей глубиной. Дикий, животный страх охватывает каждого, взглянувшего в них. Лишь тот, в ком сердце и душа давно превратились в лед, лишь только тот, кто уже умирал неоднократно, может посмотреть в них.