Выбрать главу

Воевода рукой махнул, стражи двери-то и закрыли, как только целовальщиц спровадили. Подтолкнул меня, значит, провожатый мой к князю и говорит:

– Осмотри, кудесница. А вдруг и вправду заклятье снимешь.

Подошла я к столу и на князя глянула. А он белый лежит, и губы серые. Ни ресницы не дрогнут, ни полной грудью не вздохнет, будто и вправду помер. Тут уж и заголосить я хотела, как обычай велит, да опомнилась. Головой тряхнула и велела:

– Всё сказывай.

– Да что уж тут сказывать, – отвечает Никуша. – Беда приключилась. Завелась в краях наших колдунья недобрая. Ворожбой черной занималась да сглазы делала. Вот и нажаловались мужики князюшке. Он с дружиной за колдуньей и отправился. Нашли мы ее, проклятую. Обложили, всё честь по чести, знаки святые вкруг логова ее нарисовали. Взяли уж гадину. Тут и князь в ее избушку вошел. Приказал колдунью удавить, да вдруг нож на столе увидел. Уж не знаю, что ему в нем почудилось: нож, как нож. Простой из себя, рукоять только что костяная, а на ней глаз нарисован. Как глянул в это око господин наш, так и оторваться не может. Глядит и глядит, глядит и глядит, а колдунья ему, мол, понравился ножик, князюшка? Ты, говорит, в руки его возьми. А князь и взял, повертел со всех сторон, да и порезался, соколик. Нож-то тут и выронил. Мы к нему кинулись, а колдунья и крикнула: «Спать тебе сном беспробудным, красный молодец. От поцелуя проснешься, да только пробудить тебя та сможет, кому ты ненадобен. А коль ненадобен, то и не дождешься спасения. А минует седмица, так уж назад никто не воротит. Спи, князь, на том свете свидимся». Засмеялась, будто ворона закаркала, да в нее и оборотилась. Вылетела в трубу, мы и поймать не успели.

Слушаю я воеводу, а сама головой качаю. Это ж гадюка какая, честных птиц позорит, в личину их оборачивается. Уж я-то своим воронам скажу, они враз найдут самозванку и поквитаются.

– Ну, что скажешь, кудесница?

Смотрит на меня воевода, а я плечами пожимаю. Крепкое колдовство, мне и не распутать его. Проклятье – это вам не прыщ на носу. В книгах смотреть надобно, а книги в лесу остались. Значит, назад мне ехать, да лечение искать…

– Не знаешь, выходит, – говорит Никуша, а сам хмурый совсем стал.

– Книги почитать надобно, – отвечаю.

– Так уж нет времени книги читать.

– Иным ничем и помочь не смогу. Отпусти в лес. Найду ответ, вернусь сразу.

Молчит воевода. Повернулась я к нему, а он глаза свои серые прищурил, да ус длинный покручивает. А потом и говорит:

– Кто князя к жизни вернет, тот его женой станет.

– А мне чего? – я плечами пожала. Вот тоже радость какая – в княжьем тереме сидеть.

– И злата будет, сколько в десяти ведрах не унесешь, – говорит воевода, а сам на меня, не отрываясь, поглядывает. – И одежа богатая, и прислужников терем целый.

– Мне-то зачем говоришь? – смотрю на него, сама удивляюсь. И чего пристал, окаянный? Это, вон, пусть ряженым говорит, а мне такое знать без надобности.

– Стало быть, не нужен тебе терем княжеский? – он спрашивает, а я себе кулаком по лбу стучу, мол, совсем дурной? У меня лес целый, на что мне хоромы? – Ни злата, ни каменьев не хочешь? А князя в мужья? Не красавец разве наш батюшка? Ты погляди, кудесница. Даром что бледный, а краше всё одно во всем свете не сыщешь.

Я только рукой махнула. У меня мой лес есть, на что мне князь сдался? Лучше бы уже отпустил, скорей бы книги нужные прочитала, а он вопрос глупые задает.

– Поцелуй князя, госпожа Лесовика, – говорит Никуша.

– Чего? – я даже поперхнулась от удивления. – Делать мне больше нечего, как князей целовать.

Подбоченилась, нос задрала, а воевода так ласково, что я даже его уважать начала с испугу:

– Поцелуй, голубушка. Если ты не поцелуешь, другой такой не сыщется. Поцелуй, Лесенька, тебе жалко что ли?

– Вот еще, – заупрямилась я. – Дел у меня других нету, как только князя целовать.

– Замуж возьмет…

– Надо больно…

– Вот потому и целуй.

А сам уж мою шею сзади ручищей сжал, да так и давит, к князю, стало быть, наклонить хочет. Уперлась я, глазами сверкнула, а воевода рубашку на груди рванул и гаркнул:

– Потом хоть в пепел, а сейчас целуй, зараза этакая!

Тут я и осерчала.

– Да на! – рявкнула и чуть не с размаху князя в губы чмокнула.

Стоим мы с Никушей и смотрим, значит, что дальше будет. Даже дышать, как забыли. Стоим и ждем, а князь не шевелится. Я к воеводе обернулась, руками развела, мол, ну и что?

– Лучше уж в книги гля… – начала я, да тут рядом со мной всей грудью и вздохнули.