Отчего-то это расстроило меня, и подумалось даже, что можно остановить пароход, сказать кэпу, что нужны пробы донных осадков из той протоки, спустить лодку... Но что-то остановило меня; пожалуй, я испугался. Нет, не протоки - того, что она может действительно оказаться глухой, и это будет грустно.
Даже не грустно - это будет обидно и тоскливо...
Кэп молчал, я в задумчивости смотрел на воду, а пароход шел вниз по реке, унося нас от зачарованного места.
3
После того случая прошло много времени; работа наша - а вместе с ней и моя командировка - близились к завершению, и я уже воображал, как здорово будет из промозглого северного сентября перенестись в солнечный сентябрь севастопольский, оказаться без надоевшей прокуренной телогрейки, да еще и искупаться где-нибудь за Херсонесом. На воду мы теперь выходили нечасто, больше занимаясь камералкой, то есть сидели на берегу и обрабатывали образцы, таблицы и карты.
И вот однажды утром я раскладывал перед позевывающим начальником карты с результатами своей вчерашней работы.
Начальник благодушно кивал, вертел папироску и изредка поглядывал в карту. И вдруг - он задержал на ней взгляд и замер, словно окаменел.
Почуяв недоброе, я оборвал свою речь на полуслове.
Начальник, наконец, оторвал взгляд от моего труда.
- Андрюша. Дружище. За что тебе диплом дали? - спросил он, и голос его, как говорится, не обещал ничего хорошего.
- А что такое? - я суматошно пытался вспомнить какую-нибудь пропущенную "туфту" в работе.
С самым сумрачным видом начальник ткнул в карту пальцем и - для большей убедительности - постучал им.
Я посмотрел и тоже окаменел, как и начальник минутой раньше. Ближе к устью красовался далеко не самый маленький приток с длиннющим названием и без единой отметки.
Девственно чистым было изображение его русла на карте - я вспомнил, что, проходя мимо этой речки, мы каждый раз откладывали ее посещение на потом. Дооткладывались.
- Та-ак! - сказал начальник, вставая. - Дед!
Мой капитан, которого начальник столь непочтительно звал "дедом", возился на другом конце лагеря с самодельной печкой - единственный из нас всех он пек хлеб сноровисто и умело.
- Сам видишь, Саныч, занят я, - откликнулся он, не поворачивая головы.
Начальник сменил гнев на сарказм:
- Дражайший Степан Николаич, будьте любезны прибыть к адмиральскому шатру!
- Иду, - сказал кэп и подошел к навесу, на столе под которым были разложены рабочие карты.
- Чегой-то ты себя в адмиралы записал, а, Саныч? - спросил он, но начальник лишь молча постучал по карте - по злополучному притоку.
- Да уж, недоглядочка вышла, - сказал кэп, взглянув.
- Будет вам "недоглядочка"! - прорычал начальник. - Вот заводите свой тарантас и топайте туда.
Мой кэп поднял на него глаза, и губы его чуть растянулись в ехидной полуулыбке.
- Так ты же сам вчера мотористов домой отпустил. Они еще в обед на "Казанке" ушли.
- Та-ак! - сказал начальник, зверея. - Вдвоем идите.
Я удивился. Пароход, конечно, невелик, но не моторка, все же. Однако капитан мой рассудил иначе.
- А что, Андрюша? Проветримся, а к вечеру вернемся.
- Вот-вот, - сказал начальник, - проветритесь.
...До полудня оставалось часа два, когда мы вышли с базы. Не скажу, чтобы неожиданный рейс расстроил меня, но... появилось откуда-то предчувствие. Не предчувствие чего-то конкретного, но - предчувствие "вообще" - просто ощущение необычности происходящего.
К полудню мы прошли больше половины расстояния до нужного нам притока. Облака, стягивавшие небо всю последнюю неделю, опустились ниже; пошел мелкий дождик. Я заметил вдруг, что бравый мой капитан как-то сер лицом и согнут.
- Николаич, ты чего? - спросил я.
Кэп натужно улыбнулся.
- Да приплохело малость, Андрюша.
- Что с тобой, кэп? Может вернемся?
- Еще чего. Начальник нам руки-ноги поотрывает. Да не волнуйся ты, у меня бывает так - сердчишко; сейчас пройдет.
Привыкнув видеть в своем капитане образец здоровья и бодрости, я легко поверил ему. И правда, вскоре кэпу полегчало, и до злополучного нашего притока мы добрались нормально.
Затягивать работу не хотелось, и я решил сделать одну станцию там, где приток этот впадал в Кичугу, и еще парочку - повыше. Кэп остался в рубке, я же отправился на ют - возиться со своим оборудованием. Хотя по инструкциям полагалось непременно при взятии проб становиться на якорь, сейчас для этого попросту не хватало людей. Договорились, что кэп будет подрабатывать двигателями, чтобы удерживать судно на одном месте.
Но очень скоро - едва приступив к работе - я заметил, что нас сносит. Машина продолжала чавкать потихоньку, но течение все же оттаскивало пароход в Кичугу.
- Кэп! - крикнул я. - Сносит же!
Ответа не последовало, и машина, против моего ожидания, не застучала чаще. Помимо прочего, пароход понемногу разворачивало поперек течения; проплыл совсем рядом мыс при слиянии притока и Кичуги - нас выносило в главное русло.
- Кэп! - снова крикнул я и, торопясь и чертыхаясь, принялся выбирать из воды свое барахло; бросив все на палубе, кинулся на мостик.
Кэп лежал в своем кресле, согнувшись и прижав руки к груди, и как-то странно тихо сопел. Я встал к штурвалу, спрашивая о чем-то у старика, развернул пароход носом против течения и перевел рукоять хода с "самого малого" на "малый". Машина застучала бойчее, и пароход замер, наконец, почти на одном месте.
Я повернулся к кэпу и присел возле его кресла.
- Вывел пароход? - прохрипел он.
- Да вывел, вывел, - успокоил его я. - Ты как?
Он опять что-то прохрипел, но я не расслышал; он повторил. "Держусь", понял я.
До нашей базы было отсюда не близко, да еще и против течения, немалого на Кичуге. Зато до геологов - вряд ли больше часа хода. Не тратя время на осмотр аптечки, висевшей тут же, на мостике (ничего "сердечного" там точно не было - помню, как-то лазил за йодом), я вернулся к штурвалу. Слава Богу, за прошедшие месяцы дед успел обучить меня управлению этим судном-патриархом.
Развернув пароход и не жалея соляры, я повел его вниз по Кичуге.
Кэп, по счастью, до геологов дотянул.
База их была несравненно больше и благоустроенней нашей, и было здесь даже некое подобие лазарета. К тому времени, как мы с подоспевшими ребятами перетащили кэпа на сушу, тот уже оклемался немного, глаза у него уже не закатывались, как раньше, и хрип стал разборчивее.
Попив с геологами чаю, я долго сидел на берегу возле парохода, пока ко мне не подошел местный врач. Я спросил его о старике.
- Жить будет. И вообще это, кажется, не так страшно, как я подумал.
- И забрать его можно?
- А вот этого не советую. И сами вы оставайтесь у нас, вечер скоро, а до вашей базы - пилить и пилить.
- Да как же... - растерялся я. - Мы сегодня обещали быть; начальник там...
- Ну тогда оставляйте старика у нас и идите до дому, - врач пожал плечами. - Где остальные-то ваши?
- Да... один я.
Он удивился:
- Как один? Что - ни мотористов, никого?
Я кивнул.
- Ну даете, ребята!
- Ладно, - вздохнул я, - к кэпу моему можно?