***
Драко бросил перо на парту, вздохнул и посмотрел на наручные часы. Ещё двадцать минут. Салазар. Все переписывали выделенные абзацы из четвёртой главы «Быта и нравов британских магглов», но Драко уже бесила эта писанина, потому что Бинс устроил им самостоятельную на пять пергаментов. Нахер это всё. Маггловедение, стоящее теперь факультативом, бесило своей бесполезностью, как и эта профессор Бербидж, от слащавости которой сводило скулы. Малфой понимал замысел Дамблдора. Старик не дурак, и какими бы ни были его методы по добыче информации, но они работали. Он прекрасно понимал, что что-то назревает, поэтому в последний момент пытался насаждать крохи толерантности в головы ученикам при помощи вот этой вот леди. Она была настолько подчёркнуто понимающей, что ей даже удалось скрыть шок и не покривить лицом, когда Крэбб как-то ляпнул, что магглы должны быть на одном уровне с домашними животными — недоразвитыми и бесполезными. Да, можно сказать, что её способ завести дискуссию и направить мысли ученика в нужное русло были разумными, но Драко считал это обыкновенной беззубостью. Если представить, что мир сошёл с ума, и кто-то вроде Снейпа согласился бы вести этот факультатив, толку вышло бы больше.
Драко окинул класс взглядом. Почти все слизеринцы занимались своими делами, маскируя это под активную деятельность, в то же время головы когтевранцев едва не чертили кончиком носа тень от текста. Восемнадцать минут. Если бы пара была с гриффиндорцами, получилось бы веселее.
Драко всё ещё пытался себя убедить, что в дни, когда у них сдвоённые уроки с бордово-золотыми, у него поднимается настроение исключительно из-за возможности сочной склоки. Однако любой гриффиндорский галстук всегда возвращал его к Грейнджер.
Драко автоматически вспомнил, какое сегодня число. Это заставило его поморщиться. Почему-то Грейнджер, даже возникая исключительно в его голове, заставляла слизеринца вспомнить о Турнире. Точнее, её обеспокоенное лицо, которое окрашивалось в нервозность каждый раз, когда об этом заходила речь. Мысли о третьем туре были идеальным механизмом для того, чтобы челюсти слизеринца щёлкнули от злости. Крам. Малфой не считал болгарина своим соперником, но тот так бесил парня, что обойти его было просто делом чести, так что да, наверное, Драко всё же стоит сесть за подготовку.
Слизеринца всё ещё лихорадило от злости, когда он вспоминал событие прошлой субботы. Её голос, говорящий ему оставить их с Крамом, не утихал в его голове, впрыскивая в него всё новые и новые порции злости. Третий тур являлся великолепным шансом выбить из болгарина дерьмо. Даже тон Забини, который вечно курсировал на задворках сознания Малфоя в таких ситуациях, повторяющий об отчислении, проблемах и подобном, был не властен над Драко. Слишком сладкой оказалась возможность, к тому же, он был уверен, что Крам заплатит за то, что посмел тыкать в него грёбаной палочкой так, будто смог бы устоять в схватке против слизеринца. Это было просто смешно. Но потом Грейнджер встала между ними, и его ярость словно окатили ведром бензина — чистого топлива, потому что ненависть загорелась в Драко с новой силой, и он будто действительно сгорел изнутри.
Желание вернуться туда и переломать Краму все кости ощущалось так сильно, что казалось, он смог бы соскрести его со стенок своих внутренних органов, но Драко постоянно повторял себе, что это правильное решение. Выкуривая в тот вечер все сигареты, которые остались, Малфой смеялся, сидя на полу астрономической башни и вращая меж двух пальцев портсигар, который Грейнджер буквально пару часов назад прятала у себя за спиной, флиртуя. Это была словно сцена из пьесы, где в кульминационный момент появляется то, с чем герои пытались бороться на протяжении всего повествования. Разве нет? Грейнджер уже пыталась уйти. Тогда, в кабинете Трансфигурации, когда Малфой точно так же не помнил себя от злости. Одевшись, она сказала, что будет встречаться с Крамом. И опять. Это правильное решение, она должна была остаться с ним, ей не из кого выбирать. Потому что я никогда не давал ей права выбора. Драко никогда не давал повода думать, что они могут быть… вместе. Салазар, это даже звучало бредово. Потому что он не мог никому принадлежать, быть с кем-то. А такой девочке, как Грейнджер, нужны отношения со всеми вытекающими. Хотя она уже достаточно его удивила, потому что Малфой не думал, что гриффиндорка станет спать с ним просто так. Что Грейнджер из того типа девушек.
На секунду Драко представил, что было бы, если бы она продолжила встречаться с Крамом, но бегала к нему трахаться время от времени. Вдруг его это… не устроило. Он не мог сказать о себе, что не любил делиться. Честно говоря, Драко мало об этом задумывался. Он был бы точно не против, если бы Пэнси кого-то завела себе на стороне или даже начала с кем-то встречаться, но в последнее время Паркинсон была так далека для него, что даже не годилась в пример. Но вот Грейнджер… Драко бесила одна мысль о том, что она может отдавать кому-то своё время, заботиться о ком-то, улыбаться кому-то так, чтобы он мог потрогать эту ямочку на правой щеке. Блять! Малфой с силой захлопнул портсигар, звякнув серебряной защёлкой.
Он становился отбитым эгоистом рядом с ней. Что там говорили об этом запретном чувстве на букву «л»? Что тебе становится всё равно каким образом, но ты хочешь, чтобы этот человек был счастлив? Драко немного отпустило. Очевидно, что он ни капельки не влюблён. Потому что Драко не хотел, чтобы Грейнджер была счастлива, если не с ним.
На корабле Дурмстранга зажглись огни. Воображение слизеринца начало рисовать картинки, где Крам зажимает Грейнджер в одной из кают. Драко с силой ударился затылком о камень сзади. Потом ещё и ещё. Нет. Это ведь Грейнджер. Гермиона бы так не поступила. Но она ведь переспала с тобой тогда, что ты о ней знаешь? Драко хотелось задушить этот голосок внутри себя, целью которого, кажется, было довести его до кровопролития. Желательно в одной из кают этого чёртова корабля.
Двенадцать минут. Почему время так медленно плетётся?
На следующий день Драко так сильно устал от шума в гостиной, что свалил в свой кабинет, желая проветрить голову. Последнее время Малфой находился будто в вакууме из собственных мыслей, и любые шутки, разговоры и попытки втянуть его в беседу просто не работали, так что в воскресенье ему не было места среди веселья слизеринцев. Он не видел ни её, ни Крама весь день, так что это отлично подкармливало его демонов.
Парень рывком открыл окно и поджёг сигарету. Кажется, его начало уже тошнить от дыма во рту за последний год. Чёрт, он ведь не курил так много. Ещё в начале года эта привычка была просто способом отвлечься. Пара сигарет в неделю, не больше, когда ему требовалось устаканить что-то в голове. Но теперь Драко превратился в наркомана, который не мог прожить без пачки. Грязнокровка сделала это с ним. Всё хреновое, что происходило с Драко за этот год — её вина. Даже поведение отца не было бы таким чертовски раздражающим, если бы она не повторяла, не уставая, этим своим розовым ртом, что такое не должно происходить, что он не такой, и всё в этом духе. Мать твою, это провал.
А потом Грейнджер появилась в дверях, и ему хотелось оттолкнуть её, потому что злость, которая, казалось, испарилась вчера в воздухе астрономической башни, превратившись в ванильно-вишнёвый дым, вернулась троекратно. Драко не хотел её видеть. И он всё ещё был зол. Но она заплакала, и Малфой просто… оказался не в состоянии спокойно на это смотреть. У Грейнджер сдавали нервы, это было очевидно. Учебный год выжал из неё все соки. Он выжал из неё все соки. Грейнджер даже говорила ему что-то об этом, прерываясь на всхлипы, но в её потоке слов было мало вразумительной речи.
И это ещё одно бессознательное, автоматическое, инстинктивное. Будто тот маячок, который говорил ему о заботе, действовал только когда рядом оказывалась глупая рыдающая Грейнджер, сидящая на парте. Как только Гермиона уткнулась ему в футболку, лепеча что-то о том, что она не хотела, в это было легко поверить. Во всё было легко поверить, пока Грейнджер находилась рядом. Когда касалась его вот так. Было смешно даже думать, что она может быть привязана к кому-то ещё. Но как только контакт обрывался, голосок в его голове всё чаще и чаще повторял то, что не являлось новостью ни для кого: Малфой не стоил её, и Грейнджер уж точно была достойна большего, чем сидеть в пустом классе с распоротой душой и не видеть выхода. Самое ужасное заключалось в том, что он ничем не мог ей помочь. Потому что по-другому не получится. Возможно, если бы они были просто парнем и девушкой, Драко бы сказал ей, что всё это прекратится, она сможет на него положиться и больше не бояться, что он её оттолкнет. Но это блажь, потому что ему нужно её отталкивать, если Малфой надеялся сохранить хотя бы остатки рассудка. Так что всё, что он мог — это гладить спину Грейнджер, концентрируясь на этом моменте и не давая своему мозгу думать о том, что будет завтра.