- Димон, вставляй штуковину, говори про «факу», и мы в отеле!
Хенрик открыл, было, рот, возражая, но только услышал.
- Мазат воюж тыкор мыслофак!
Раздался щелчок, земля ушла из-под ног, и они полетели!
Сказка о том, как Иван женился. Глава 25
В этот раз всё было по-другому.
Три человека летели по чёрному бесконечному тоннелю в пурпурном сумраке. Где-то, скорее, в голове и памяти, обозначилось белое пятно света.
Иван покрутил головой, потрогал мягкую обволакивающую, похожую на паутину, капсулу и одними губами произнёс:
- Нам ещё долго?
Рядом зашевелился Хенрик, и послышался спокойный, какой-то неживой, механический голос Димы:
- Спали. Часов восемь прошло, на подлёте.
Тьма помолчала. Сумрак редел, превращаясь в багровый закат. Словно из ниоткуда появлялся и исчезал размытый новорожденный тусклый луч, который отражал тёмные пятна стен и неуверенно рисовал контуры летящих.
Вот, фигура опять зашевелилась, и в бесконечном молчании глубины послышался стук черепицы.
- Ребят, а я без гипса, - послышалось в пустыне тьмы.
- Спасательная капсула, - механический ответ, отразился скрежетом в зубах лежащих. И тут заорал немец!
Ванька вздрогнул. Дима сел, и они судорожно схватили кричащего учёного. Хенрик вывернулся, по-детски хихикнув, начал:
В доме троянского мужа его пригласившего,
Лучник, Зевсов закон посрамил и попрал.
И гостелюбство Приама во грех превратив,
Дочери честь он присвоив, удрал.
А Диомед, им подкупленный, выкрал Палладий.
Этим обрёк он всю Трою во прах.
И на илийской стене жизнь детей бога Зевса,
Вставших в защиту поруганной девичьей чести,
Пытался из мира изгнать.
Только Аид своей властью и сильной рукою
Взял Афродиту и Ареса крепко в защиту.
Ваня почесал совершенно здоровую руку, потрогал валяющийся рядом гипс и сообщил по-русски:
- И тебя вылечат, и меня вылечат... А Хенрик-то у нас того...
Свет в конце тоннеля превратился в арку, и их тихо приземлило на прохладный каменный пол старого аркадного зала. Впереди стояла, мерцая в полумраке чёрными буквами, вывеска: «Exit». Иван обернулся, сзади сияла белой кладкой глухая стена.
- Приехали, - констатировал профессор.
***
В старой портовой таверне, пропахшей за век крепким мужским потом, дешёвым кислым вином и мочой, сидели двое. Узкоплечий невзрачный человечек, с теми чертами лица, на которые обратив внимание, не вспомнишь через час, и стройный золотоволосый крепкий силач. Оба заказали мясо и ячменных лепёшек. Грубо отказались от предложенной девки, но спросили про комнату на ночь.
- Ну да, - хохотнул невзрачный. - Пока Палладий в Храме, Троя неприступна. Девять лет толчётесь.
- Сказки оставь рапсодам, Диомед. Крылья Тюхе-Удачи всегда были за твоей спиной. Ты сможешь.
- Не так быстро, Старший. Я не знаю, с какой целью тебе её фигурка, но даже за такие деньги я берегу свою шкуру. Мне надо подумать. Если бы не Учитель, Великий Гермий, я бы отказал тебе. Не злись, Сильный. Вы другие, и Вы все стремитесь туда, откуда пришли. Но Вы здесь. И Вы не можете уйти. Я знаю. Мне надо подумать. Ответ дам на рассвете.
Невзрачный, закутанный в серую хламиду, встал и, бросив мелочь подавальщице, исчез за углом. Аполлон вздохнул и пошёл следом.
Он устал ждать. Проклятый им пьяница был богат, а стены его будущего склепа прочны. Лучнику нужен был чёртов ключ, потому что там, на другом берегу великого Океана Атлантов, лежал кусок потерянного предками оружия и их возможность убраться из этого пыльного мира. Златокудрый воин поднял голову и посмотрел на синее, как Понт, небо. На нём белело пером огромного страуса облако - «перст», подумал он и задохнулся от нахлынувшего предчувствия беды.
Но спешили на помощь спартанцы Гиппокоонта, шли воинственные аркадяне, плыл Кефей с сыновьями. Собирались, в ожидании добычи, авантюристы всех мастей Великой Эллады. И летели вести о Великом Аресе и Афродите воительнице, только мерзкое перо на чистом небе не давало вздохнуть спокойно.
***
Крепостной холм не стёрло ни время, ни сухой ветер. Стена, в четыре человеческих роста, была продолжением насыпи, но «Гермиев удачник» умел залезть и не на такое. Он чуял опасности, не гнушаясь страхов перед Старшими. Он знал.
Это дело позволяло отойти от тягот опасного пути, стать мирным мужем и отцом в Афинах. Уже стоял его дом, уже ждал жену гинекей. Тонкокостное и кажущееся тщедушным тело, понимало толк не только в золоте блях и украшениях шлемов. Его лёгкий, отполированный крепкой жилистой рукой бойца, эфес холодил спину, не прикрывая, а умело отнимая души. Он был обучен незнаемому в Элладе искусству верховой езды и метанию пращи. Он умело мог составить рифму и выпустить стрелу. Его называли «лучшим».