Маленький Феб плакал, и уставшая Латона, не раз и не два бросившая уничтожающий взгляд на широкую спину мужа, мелькающую впереди, взяла ребёнка на руки. Она прекрасно понимала, что пятилетний мальчик не может усмирить рвущиеся от быстрого бега напряжённые мышцы, но и её силы были на исходе. Сзади оставалась только большая семья Форка и Кето, имеющие шесть дочерей, они не могли ей помочь. А в памяти всё всплывало и накатывало, как гигантская волна-убийца: горящие виманы, стоянка центаврианского, похожего на большую безобразную обезьяну, вождя и дикий клич озверевших победителей «Махабхарата!».
Яркая вспышка, ветер и огромный бурый гриб, нарисованный в небе, почти нагнал их у появившегося, словно из ниоткуда, дромоса. Они успели уйти. Все девочки, особенно три ослепших старших сёстры, почти задохнувшиеся от быстрого бега, потом долго болели. Феб, забывший свои страхи, ненавидел уродин, а когда дядя Гефест подарил ему лук, всегда гнал их, целясь...
- Старухи Грайи, - кричал он. - Один глаз, один зуб на всех!
Самая маленькая из шести погодок, кудрявая плотненькая Горги тогда хватала камни и швыряла в проказника.
- Убью, - шипела она. И золотые кудри поднимались от ветра с моря, напоминая змеиные головы.
- Змеюка, - кричал в ответ мальчишка, убегая прочь.
***
В самый разгар синхронного перевода, осуществляемого пунктуальным Димоном, принесли повторный заказ горячительных напитков. Прокурор протянул руку за двойным джином с малой толикой тоника и решил прояснить ситуацию жене:
- Итак, пока ты находилась в ванной, я жил в ожидании неприличных предложений от твоей матери...
- Андрей, неужели она посоветовала тебе заправить оливье кетчупом?
Димон перевёл речь на немецкий.
Ирен закатила глаза и подняла стакан за дружбу между народами и схожесть жизненных ситуаций.
Прокурор стукнул по колену сына и сообщил собранию:
- Всё, что ни делается - к лучшему. Просто не всегда - к нашему. Надо отдохнуть!
Обед заканчивался. Усталые едоки, медленно переставляя ноги, двигались в сторону дневного сна, чтобы, набравшись сил, достойно встретить ужин. Разочарованный Дживс не слышал, как Хенрик просил прикинуть Димона маршрут на завтра...
***
Горюющий после смерти Икара Гелиос мстительно прожаривал скорбную твердь.
- Сумасшедшая печка! Вода, того и гляди, вспыхнет на лету, - сплюнул вязкую слюну загорелый атлет, нехотя стаскивая с себя наручи, никчёмными украшениями сидевшие на перевитых жилами мощных руках.
Внизу недвижимо лежало полотно Понта. Воин сел на камни под сухими корнями источающей смолу кривой и жёлтой от зноя сосны. Сзади послышался шорох. Из-за поворота дороги, словно раздвигая перед собой густой от перегрева воздух, показался идущий.
- Доброй жизни тебе Великолепный, - приветствовал высокого светловолосого юношу, атлет.
- И тебе, друг мой, Бранх. Как счастлив я, познавший с тобой великое наслаждение. Но я тороплюсь. Сегодня в семье праздник. Знаешь ли ты, какой? Кого сегодня будут чествовать?
- Твою маленькую пылкую мстительную влюблённую, Феб! Сегодня её совершеннолетие. Неужели ты отвергнешь её? Отец будет не доволен.
- Ха, мой возлюбленный, Бранх! Я не желаю, чтобы змеиная душонка мерзкой медузы нарожала таких же уродин, как её сестрички...
- Но твой народ называет их последышами радиации...
- Моего народа нет, Бранх. Есть кучка мечтающих убраться с этой раскалённой сковороды! Впрочем, пойдём, любовь моя. Ты точно не родишь мне ублюдков!
И двое любовников, хохоча, скинув одежды, наперегонки кинулись в объятия прозрачных солёных вод.
***
За камнем, сжимая в руке горсть гранатовых зёрен, тонким гибким тростником, стояла, почти превратившаяся в камень, от отвращения, при виде любовных утех двух мужчин, и бессилия перед происходящим, Горгона. Последняя дочь несчастливого рода. Густые косы, во множестве переплетённые в тугую праздничную причёску сжимали голову в тисках, восковое от напряжения лицо и широко раскрытые глаза отражали только отчаяние. Наконец, шок прошёл и, насладившись увиденным, не проронив ни слезинки из прекрасных миндалевидных глаз, она резко развернулась и быстрым шагом пошла прочь. Раздавленные зёрна каплями алой крови отмечали её путь, а губы шептали:
- Я не забуду Феб! Медуза Горгона не забудет...
***
- Лан, не злись! Господин старший советник юстиции, поясняю, - пьяненько хихикал после ужина, подпоенный собственным отцом, Ванька. - Самым древним храмом в Азии считаются развалины в Дидиме, которые были посвящены Аполлону Филесию-Любящему. Храмовый комплекс, (по словам нашего немца), основали на обломках некоего капища в честь героя Бранха, который прославился в веках тем, что трахал самого Аполлона.