— Ну ты это, ладно, не расстраивайся. Если у тебя мечта есть, значит ты уже не обычная гусеница. А я то, знаешь, гусениц не ем. Не моя это еда. Так что давай-ка отсюда. Ползи, то есть. Я сейчас паутину перегрызу и улепетывай. Только отсюда сначала вниз придется. И заново начать вверх по стволу. Иначе никак. Будешь на ветку перебираться, еще больше запутаешься в паутине.
Паук отгрыз нити. И когда гусеница повисла на одной паутинке, сказал ей:
— Ты это, когда бабочкой станешь, заходи иногда. Один я тут все время. Скучно мне. И интересно посмотреть какой ты станешь.
Гусеница только успела округлить глаза и открыть рот от удивления. На страховочной паутинке она летела вниз, к капусте. Паутина удалялась и вместе с ней ее новый желтоглазый друг.
6.
Итак, гусеница мягко приземлилась на капустной грядке под деревом. Она отцепила от себя страховочную паутину и долго задумчиво наблюдала как ее поднимает и колышет ветром.
«Оно мне надо куда-то ползти? Или мне здесь счастья мало? Может надо просто смириться? Не всем же бабочками быть. Кому-то суждено стать просто чьим-нибудь кормом».
Гусеница представила себя в будущем, которое не изменится. Вот она печально и обреченно ест листья в компании других гусениц. Вот они смеются над снующими туда сюда муравьями, огрызаются с пчелами, завистливо обсуждают легкомысленных бабочек.
А вот она одна. Совсем одна. Бессмысленно засыхает на жухлом листе. Капусты уже нет. Остался только стебель и пара листьев. Вот желтоглазый паук смотрит на нее и сплевывает с досадой: «Тьфу ты, лучше бы я тебя съел». А вот зеленокрылая бабочка. Она летит мимо, ненадолго замирает в полете над умирающей гусеницей, смотрит на нее с грустью и улетает прочь.
Гусеница вспоминает ее глаза. Ее печальные глаза, в которых ожидание. Мир вокруг расплылся, только эти глаза видно четко и ясно. И где то фоном звучат голоса: «вредители», «бесполезные создания», «ничего ты не умеешь», «пустая твоя жизнь».
Обидно, обидно до слез. А что, если все это неправда! Она вспомнила, что бабочка, ее прекрасный идеал, смотрела на нее с грустной нежностью. Не с неприязнью и отвращением, а с любовью, вот что важно!
Гусеница перевернулась на лапки и решительно поползла к стволу. Уже стемнело, а она и не заметила. Так даже лучше. В темноте всякие мухи не жужжат над ухом всякую ерунду. Она ползла вверх. Иногда останавливалась, чтоб передохнуть. Иногда проваливалась в сон, но не надолго. А потом снова ползла. Ветки становились все тоньше и качались все сильнее. Но она крепче вцеплялась в них лапками и решительнее передвигалась вверх.
И вот вверху просвет и видно звезды. Еще рывок и она на вершине. Последний лист. И мир открылся ей. Сверху бескрайнее небо с густо разбрызганными звездами. Внизу дерево. А там, куда падает взгляд целый мир. Правда ночью его особо не разглядеть. Но у нее впереди еще столько времени. А теперь можно поспать. Укутаться потеплее и вздремнуть здесь, на вершине ее нового мира с освежающим ветром.
Засыпая, гусеничка улыбалась.
Не известно сколько она проспала, но чувствовала она себя бодро. Каким-то образом она оказалась в тесной пещерке. Это лист что ли так свернулся? Пришлось с трудом выкарабкиваться.
Она перебралась на лист, который был просторнее. Солнышко стояло высоко. Можно было увидеть мир если не целиком, то довольно большую его часть. И он был прекрасен. Небо синее-синее, вдалеке темные горы, чуть ближе цветущие луга, с другой стороны лес. Эх, вот так бы и любоваться до конца жизни.
И вдруг лист ее оторвался. Аха! Еще и полетать получится напоследок. Ощутить полет и умереть. Только вот теперь умирать никак не хотелось.