— Ты кто? — спросила Маша.
— Я — голодная Протоплазма, — отвечало существо в чане.
— А что ты здесь делаешь?
— Я накапливаюсь.
— А почему ты голодная?
— Меня держат на диете, чтобы я была злее.
— Зачем?
— Что бы натравить на кого-нибудь.
— А тебе это нравится?
— Конечно, нет! Разве это жизнь? Сперва морят голодом, потом приходится глотать кого попало. А у меня от этого изжога. Была бы моя воля, давно б утекла отсюда. А как тебя зовут?
— Маша. Я ищу своего суженого. Он пропал без вести в пустыне Сахара. Она целиком состоит из сахара, и там, говорят, течет молочная река. Хочешь пойти со мной?
— Очень! Но как нам выбраться отсюда?
— Я прикрою тебя полой халата, только ты старайся не высовываться…
Между тем кактус Игнация объявил:
— Проверка пожарной безопасности. Можете продолжать работу, — и с важным видом прошелся по комнате.
— Где огнетушители? А ящик с песком? Почему пустой — вы что, с ним чай пьете? Где у вас запасной выход? Я-то знаю, а вы? Направо, налево, снова направо и вверх? А он у вас не загроможден? Мы должны это срочно проверить. Прошу вас, — он обратился к Маше, — следовать за мной.
В коридоре кактус Игнация уставился на Протоплазму: «А это еще что такое?»
— Некогда объяснять. Бежим!
Не успели они добежать до поворота, как сзади послышались крики.
— Скорее!
И вот перед ними оказался запасной выход.
— Заперт?
— Постойте, — Маша достала свой ключ — и дверь открылась.
За ней была узкая темная нора. Шум погони приближался. Рассуждать было некогда, и Маша полезла в нору, а все остальные — за ней. Тесный ход круто поднимался вверх. Сзади шуршал кактус Игнаци, и пыхтела Протоплазма. Песок сыпался в лицо, хрустел на зубах. Странное дело — он показался Маше сладким… Впереди забрезжил свет. Еще усилие — и беглецы очутились на поверхности.
Искрясь белоснежным песком, вокруг лежала пустыня Сахара. На востоке стеной стояли Рафинадные горы. Стада диких карамелей паслись на их склонах. На западе вздымалась до облаков одинокая вершина Сахарная голова. А прямо перед ними…
— Так что, это и есть молочная река? — спросила Протоплазма, щурясь от яркого света.
Да, это была она. Великая река раскинулась перед ними на просторе. Посредине, где течение всего сильнее, она бурлила, закручивая воронками пену, но ближе к берегу успокаивалась и тихо покачивалась в простоквашных затонах. Река текла с востока на запад, и, насколько хватало глаз, тянулись вдоль нее топкие берега. Где-то здесь потерялись следы принца Киселя… Неужели это конец пути? Маше хотелось что-то сказать своим спутникам, но от волнения у нее перехватило горло.
— Ну что ж, — сказала Протоплазма, — если так, то я, пожалуй, пойду. Сейчас самое время подкрепиться. Если что — крикни, я буду поблизости.
Она потекла к реке, скрылась и вынырнула уже на середине, фыркая как тюлень:
— Люблю кислую простоквашу. Уфф! Но я люблю и сладкую простоквашу!
— Он… которого ты ищешь… должен быть где-то здесь? — спросил кактус Игнация.
Маша кивнула. Кактус Игнация почесал колючкой в затылке и с недоверием огляделся по сторонам, но ничего подозрительного не заметил.
— Тогда — желаю удачи! Если понадоблюсь — свистни.
Он хотел еще что-то добавить, но раздумал и покатился в пустыню.
Легко сказать — где-то здесь! Но даже если принц Кисель был где-то рядом, найти его в путанице бесконечных проток было бы очень непросто. Маша пошла по берегу, крича:
— Принц Кисель, где ты? Ау!
Но ответом ей было только эхо, да и то скоро увязло в кисельных берегах. До самого вечера бродила Маша вдоль реки, а на закате присела отдохнуть на крутом бережку. Перед нею река несла к Белому морю свои молочные продукты. Бурлили сливки на перекатах, дремали варенцовые заводи, кисли кефирные омуты. Прямо под бережком в реке о чем-то болтали пенки:
— А наш-то, наш, подумать только! Не хочу мол — и все!
— А папаша Хрен?
— Чуть не лопнул со злости! Моя Горчица, говорит, с ее золотым характером и приданым осчастливит любого принца. И если ты принц, то нечего ломаться!
— А он?
— Уперся и ни в какую. Тогда папаша Хрен стал так ругаться, что в реке сливки скисли, и сказал, что придет завтра и задаст ему перцу!