— Видишь, — кричит вреда, — наша с тобой работа! Сейчас ещё чуть-чуть, и можно будет тащить!
— Кого тащить? — спрашивает Маша, а у самой на душе плохо-плохо.
— Да вот, нового вреду! Ну что, понравилось тебе зло творить?
Маша кивнула, а сама думает: «Так вот, почему иногда так бывает: злишься-злишься и остановиться не можешь! А это, оказывается, в тебя злючек кидают! А эту-то злючку я сама и вырастила, и в Егорку кинула!» — на душе у девочки ещё хуже сделалось.
А в это время вода чёрная в колодце вспенилась, аж забурлила.
— Тащи его! Тащи! — закричали кикиморы и вреды из толпы. А монстры зарычали – загудели, говорить-то не умеют, только кричат!
Тут несколько вред подскочили, в колодец сеть закинули, и как рыбину, вытащили из черной воды испуганного Егорку.
— А-а-а! — залился слезами мальчик. — Где я? Что же это делается-то?
— Цыц! Кончай мокроту разводить! — прикрикнула на него Малявка. — Не то быстро в мокрицу превратим!
Испугался мальчик, рот рукой прикрыл и тут Машу увидел — глаза от удивления вытаращил, но молчит, мокрицей стать боится. Стыдно-стыдно Маше стало, а тут Бухтей к ней повернулся и давай её хвалить:
— Вот, говорит, молодец, хорошая вреда из тебя получится! Прошла ты, Маша, испытание, да и лучше многих! Такого злющего мальчишку нашла, что сразу в наше царство забрать получилось! А то с иным возиться приходится неделями, пока созреет он для Поганого нашего места. Да и то, притащишь кого, а толку нет! Эх, настоящих-то злющих мало! Иди, руку целуй!
Тут все захлопали, ногами затопали — радуются! Но Бухтей снова костью своей о землю стукнул — все стали расходиться: кто — в болото, кто — в кусты, кто — в норы. Через минуту остались с Бухтеем только вреда, весёлая, довольная, Егорка заплаканный, да Маша. А у Маши мышка, в кармашке спрятанная. Даже жабы разбежались, знать страшных сторожей к пленнице решили больше не приставлять, доверие оказали. Одна Малявка осталась начальницей. Её-то Бухтей, видно, щедро наградил, что-то такое ей на языке непонятном паганинском сказал, что Малявка аж подпрыгнула от радости.
— Ну, — говорит, — Маша, ты меня не подвела, и я тебе обещанное дам. Пойдём, отведу тебя к берёзе зелёной, да чистому роднику. Хоть мне и видеть-то всё это противно, да я поодаль постою. Хочу, чтоб силы ты набралась побольше, работы у нас с тобой много!
Маша рада-радёхонька, а мышка в кармашке ещё сильней радуется, аж извертелась вся — домой хочет, к мышатам! Вот пошли они. Маша старается Егорке потихоньку, знаками всё объяснить, да с собой его забрать, домой. Только он злится на Машу, знаки понимать не хочет, а хочет девочку толкнуть побольнее, да посильнее. Рассердилась и Маша. «Ах так, — думает, — оставайся же ты в Поганом месте! А мы с мышкой сами домой отправимся!» И перестала знаки подавать.
Недолго шли они, берёзка та недалеко от Бухтеевой норы растёт. Смотрит Маша — берёзка стройная, да зелёная, одна стоит. Все-то остальные деревья в Бухтеевом царстве корявые, гнутые. И такой красивой девочке берёзка показалась, что аж слёзы у неё на глаза навернулись. Тут слышит она, мышка пищит, хочет слова волшебные Маше сказать. Нагнулась Маша ногу потереть, будто о камень зашибла, а мышка в этот момент ей слова быстренько и сказала. Простые слова, а самой никак бы не догадаться:
Стою перед тобой с чистою душой!
Буду в мир добро нести,
Домой, берёзка, отпусти!
Вот подошла Маша к березке, к родничку нагнулась, личико умыла, студёной водицы напилась. А потом и сказала заветные слова. Да так громко сказала, что и Малявка, поодаль стоявшая, услыхала. А Маша и не боится больше вреды, думает сейчас же дома оказаться, далеко от Поганого места. Только слова-то волшебные сказаны, а Маша-то всё тут: домой не вернулась, а себя выдала!
— Ах, ты, гадкая! — кричит Малявка. — Меня обмануть вздумала! Так вот же быть тебе лягушкой болотной! Сейчас Бухтей узнает твоё предательство — в квакушку зеленую обратит и проглотит! А ну, быстро пошли к Бухтею!
— Не пойду! — плачет Маша, упирается, за берёзку хватается.
Малявка-то Маши меньше, сколько не пыжится, а сдвинуть упёршуюся девочку с места не может. Тут она и говорит Егорке:
— А ну, давай, помогай её тащить! Только сначала у дряни такой выпытать надо, откуда слова волшебные узнала!
Стоит Маша, дрожит, боится, а на Егорку злится, думает: «Буду кусаться, не дам себя к Бухтею отвести! Вот получишь ты у меня, противный Егорка!»
Тут слышит, мышка на плечо вскарабкалась, и на ухо давай пищать:
— Вспомнила, ещё вспомнила! Слова эти волшебные действуют только, если их с добрым сердцем говорить, а ты Маша вон как злишься, аж щёки трясутся. Ты не злись, успокойся-ка, авось и попадём домой! А?
Тут березка зашелестела листвой, будто тоже говорит «Не злись, Маша!» Да как же не злиться, когда зло берёт? На вреду противную, на весь мир Поганый, да на мальчишку соседского, который вреде помогать готов!
А только Маше зря показалось, что Егорка с Малявкой заодно. Он-то стоит, от страха ничего не понимает, только головой крутит. А как вреда его к Маше подталкивать стала, так совсем мальчишка в рёве зашелся, стал от вреды отбиваться:
— А-а-а! — кричит. — Отстань от меня! Где моя мамочка родненькая? Где моя комнатка с новым компьютером? Домой хочу-у-у!!!
Тут Маша вспомнила, как тяжко ей было в Поганом месте очутиться. Это сейчас она пообвыкла немножко, да и то тошнёхонько. А мальчишка-то тут новенький, вот и страшно ему. И ведь это она, Маша, виновата, что Егорка в Поганом месте очутился. Стыдно ей стало, аж уши запылали, жалко ревущего Егорку. Подбежала она к нему, за руку к родничку подвела, давай чистой водой умывать, по головке гладить, приговаривать:
— Ох, бедные мы с тобой, Егорушка, сиротинушки! А только нам порознь нельзя, давай вместе держаться!
— Давай! — всхлипывает Егорка, размяк совсем от переживаний.
Тут берёзка над головой зашелестела, аж звон пошёл, будто листья у неё серебряные. Раз — и нет под берёзкой ни Маши, ни Егорки, ни мышки маленькой. Не успела вреда подмогу позвать, вернула берёзка детей домой.
Открыла Маша глаза — дома она, в комнатке своей любимой. И платьице на ней красненькое чистенькое, и сама она чистенькая, без единой царапинки, и цыпок на руках нет. «Что же, это мне всё почудилось?» — думает девочка. Тут мама в комнатку её вошла, строго так спрашивает:
— Ну, что, Маша? Подумала, как себя нужно вести?
Бросилась Маша к маме, в передник носом уткнулась:
— Мамочка, родненькая моя! Никогда больше вредничать не стану! Во всём тебя буду слушаться! Пойдём, буду кашу есть овсяную!
Удивилась мама, обрадовалась, по головке дочку погладила. А Маша всё никак не поймёт: сон ли ей приснился или была она в Поганом месте? Только слышит, в кармашке кто-то шуршит. Сунула она туда руку, а кармашек полон листиков зелёных, берёзовых. А в листиках мышка-малышка сидит, улыбается. Отнесла девочка мышку к деточкам, да сухарик ей возле норки положила. И с тех пор Маша вредничать совсем перестала, А Егорка ничего не помнит, заспал, наверное, но вести себя стал тише. А мышку Маша до сих пор подкармливает.