– Мам, это же я! – Паша немного оправился от неожиданности и сделал шаг навстречу к женщине.
– Не шутите так со мной, это жестоко! – Раиса Петровна с силой сжала спинку стула, руки ее мелко задрожали. – Вы совсем не похожи на Пашку!
– Ах, черт! – Паша вспомнил, что теперь у него другое лицо и застонал. – Посмотри, мам, вот у меня родимое пятно на боку, ты все время говорила, что это – мой отличительный знак! – Паша сделал еще шаг к матери, расстегнул пиджак и задрал вверх рубашку, поворачиваясь левым боком, чтобы она увидела светло-коричневый пигментный овал неправильной формы в районе нижних ребер.
Раиса Петровна на несколько секунд уставилась на пашин бок, а потом снова перевела взгляд на его лицо.
– Нет, – прошептала она, качая головой. – Этого не может быть. Лицо не его. Этого просто не может быть!
Женщина медленно осела на узкую кровать, стоявшую рядом со столом.
– Молодой человек, зачем вы устроили эту клоунаду? Где мой сын? – она прижала ладони к вискам и зажмурилась, будто от сильной боли.
Паша подошел к матери вплотную и сел на корточки, смотря на нее снизу вверх.
– Мам, это я. – он дотронулся до ее коленки. – Просто я попал в этот чертов взрыв в метро. Ты наверняка слышала об этом, мам!
Женщина приоткрыла глаза и нерешительно кивнула.
– У меня сильно пострадало лицо, – выдумывал Паша на ходу. – Доктора сделали несколько пластических операций и вот… Посмотри, каким я теперь стал.
– Меня предупреждали, что мой сын изменился, и я могу не узнать его… – сказала она самой себе. – Но не говорили, что у него теперь другое лицо…
– Кто предупреждал, мам? – спросил Паша.
– Люди, которые привезли меня сюда, – Раиса Петровна нерешительно протянула руку и коснулась пашиных волос, словно проверяя его реальность.
– Зря я, конечно, тогда так все сделал… – пробормотал Паша. – Но я не мог иначе, пойми… Просто не мог. Вы с папой… Моя душа будто разлетелась на куски…
Она кивнула. В уголке глаза показалась блестящая в свете лампы слезинка и медленно скользнула вниз по морщинистой щеке.
Паша взял ее руки в свои и легонько сжал, а затем пересел на кровать и обнял маму, прислушиваясь к своим ощущениям. Он не находил внутри себя былой обиды. Близость матери пробудила в нем целую россыпь давно уже забытых было чувств. Перед глазами промелькнул калейдоскоп детских воспоминаний, и Паша едва сдержался, чтобы не зарыдать в голос.
Некоторое время они сидели молча, прижавшись друг к другу, ошарашенные этим внезапным воссоединением.
– Паша, – первой нарушила молчание Раиса Петровна, – эти люди сказали мне, что ты в опасности?
– Понимаешь, мам, тут такая запутанная история, – Паша пересел на стул и уперся руками в подбородок. – Даже не знаю, с чего начать…
– Ты сделал что-то противозаконное? Связался с бандитами? Те двое, что отвезли меня сюда, очень похожи на головорезов! – Раиса Петровна повела плечами, словно от озноба.
– Нет, мам, все не так! Я тебе сейчас все объясню. Дай только сообразить, как это лучше сделать… – Паша задумался, прикидывая, что он может рассказать матери, чтобы не выглядеть сумасшедшим.
– Надеюсь, ты не пошел по стопам своих отца и деда? – напряженно сказала мама.
– Мам, ну не начинай!
– Нет-нет, теперь я… – Раиса Петровна глубоко вздохнула. – Теперь я понимаю, что они, во многом, был правы. Я же вижу, что творится кругом, смотрю телевизор. Сопоставляю, так сказать, картинку с реальностью. Времени-то у меня хватает… У нас в больнице не всегда хватает чистых простыней и наволочек для вновь поступивших больных, не говоря уже о лекарствах, а с экрана нам рассказывают про укрепление здравоохранения…
– А молодые наши, доктора? Угробили столько пациентов, ты бы знал! – она махнула рукой. – Да вот только правота эта тому же отцу ничего кроме быстрой смерти не принесла! – мама выставила вперед ладонь, упреждая вертевшийся на пашином языке ответ. – Знаю, спорить будешь… Да только сам подумай. Вместо того, чтобы заниматься наукой и хотя бы достичь каких-то высот, как твой дед, Андрей растрачивал себя на этот бессмысленный протест!
– Уж если тогда это ни к чему не привело, что говорить про нынешние времена? Слышала, что сейчас планируют еще ужесточить наказание за… – она пожевала губами, вспоминая, – «Несогласие с политикой властей», кажется, так! Тебе это надо, Пашенька?
– Мам, хоть тут дело и не в этом, но ответь, – не выдержал Паша, хотя разговор уже грозил свернуть на их извечные споры, ничем хорошим не заканчивавшиеся. – Скажи мне, что делать тем, кто видит куда мы, все мы, катимся? Нам что, мало было этого гнилого СССР с его железным занавесом, талонами и доносами? Зачем мы пытаемся все возродить?