– Ну, хватит! – отрезала Соня. – Это уже не смешно. Катька твоя – дура. А Дима – дебил. Друзья у тебя – то, что надо.
– Дима – дебил? – глаза у Аньки возмущённо сверкнули. – Да ты что! Помнишь, я же тебе про него рассказывала! По нему пол-института сохнет.
– Не помню. Ну, значит, у вас пол-института набитых дур. Если у него отец…
– А вот и нет! Дело не в отце. Нет, ну это, конечно, тоже… Но Димка – он очень умный. Он у нас – почти что гений!
– Не заметила.
– Да, технический гений! Он с закрытыми глазами может что-то там разобрать… или собрать. Он даже изобрёл… не помню, что. Может, какие программы… Я ничего в этом не понимаю.
– Стоп, а что он на экономическом факультете делает?
– Ничего. Это мы – на экономическом, а парни – технари. Ну, у нас своих-то нет. Вот мы их и позвали, диплом они уже защитили, а госы совпали…
– Ясно, – Соня с подозрением уставилась на сестру. – А ты к какой половине института относишься? К той, что без ума от этого мажорчика?
«Он принесёт нам много бед», – тревожно кольнуло её. А вдруг и правда, Анька свяжется с этим придурком?
– Вот ещё! – фыркнула сестра, глядя куда-то в сторону. – У меня Костик есть.
– Вчера мне показалось, его зовут Лёша.
– Тебе показалось! – огрызнулась Анюта. – В конце концов, что я – прикована к Костику, что ли? Мы же отдыхали.
– Ах, вот как это теперь называется.
– А ты… а ты правда… Правда – Димона не видела?
Соня сделала вид, что не слышит вопроса. Взяла кружку, зачерпнула несколько раз из ведра и наполнила чайник.
– Так, Аня. Я не поняла, ты что, решила остаться? – спросила она вместо ответа.
– Ну… Если честно, я поругалась с Катькой. Из-за тебя, между прочим. И этот… Лёша… мне не хотелось с ним, пусть не думает, что… Женя ведь завтра приедет, а обратно мы с ним – на машине, да?
– Нет, – отрезала Соня. – Я мечтала побыть одна, два дня, неужели так сложно – отстать от человека? Езжай сегодня домой и делай там всё, что вздумается! Я даже звонить не буду.
– Как это? – не поняла Анька.
Соня уже не сдерживала злости.
– Да так. Взрослая уже. Больше – никакого контроля. Накопилось, поди, желаний? Кто-то взрослеет, а ты деградируешь – дело хозяйское. Гуляй! Шляйся по ночным клубам, накачивайся наркотиками, кольцо нацепи на язык, на нос, куда пожелаешь… Приведи всех своих парней на постой. Костю, Лёшу, кого там ещё? Что-то их мало, размах не тот.
Глаза у сестры наполнялись слезами.
– Я так и знала… – прошептала она. – Так и знала… Никому я теперь не нужна. Я тебе – чужая. Папа так и сказал – вот мама умрёт, и она тебя бросит!
– Вот как? – Соня резко обернулась. – Ну, и что ещё сказал твой замечательный папа? Ну, говори, говори…
Анька прикусила губу.
– Не хочешь? – глаза у Сони превратились в узкие щёлки. – Ладно, скажу сама. Наслушалась, слава Богу. «Чужая кровь, она и есть чужая… Сколько волка не корми, всё на сторону смотрит… Она ещё вам покажет, Аньку на улицу выкинет…» Так, да?
– Сонь… Ну ты что… Что ты несёшь? – испугалась сестра.
– Я несу?! Это папочка твой несёт, когда выпьет. Думаешь, я не слышала?
– Сонечка… Ты мне самая-самая-самая родная… на всей земле! – Анька, обхватив её за плечи, зашлась в рыданьях.
– Да пусти, ненормальная, раздавишь… – выдохнула Соня, освобождаясь из крепкого захвата своей рослой младшей сестрёнки. – Ну, ладно, ладно… всё… хватит, говорю!
– Можно, я останусь? – совсем как в детстве, подняла заплаканные глаза Анюта.
– Оставайся… куда без тебя! Но чтобы больше я всех этих гениев-недоростков не видела. А ещё…
Она огляделась по сторонам.
– Вымой пол, натоптали вчера.
– Я мыла…
– Ладно…. Пойдёшь со мной вечером в церковь?
– Ага… – вытирая слёзы, счастливо улыбнулась прощённая Анька. – Я тогда ещё воды притащу. А ты там покушай пока, бутерброды вчера не все сожрали…
Борис выполняет обещания
Он был живой – она сразу это поняла. Если вы столько раз обманывались, заглядывая в глаза игрушкам – новым или потрёпанным… И не важно, что движения ему придавала рука тёти или дяди за цветастой ширмой – дело не в этом. Всё время, пока шёл спектакль, он смотрел на Соню – лукавыми, всё понимающими глазами.
Дети ровным строем послушно проследовали за воспитательницей из актового зала. Но Соня не могла уйти. Она должна была ещё раз, хоть на секундочку, увидеть его! Она умела быть незаметной, и, пока все строились, юркнула за цветастую тканевую ширму. Никогда Соня не совершала более решительного, важного поступка, коренным образом изменившего всю её жизнь.