…И не возникает ли у него по временам странное смутное желание — взять, да и поддать напряжения сверх предписанного уровня, сверх всяких человеческих сил, возможностей хрупкого человеческого разума и души? Неизвестно.
Пишут, что если раздражать электричеством височные доли мозга, можно в любое время и у любого человека вызвать эффект déjà vu — и человек будет жить с постоянным (пока не отключили электричество) чувством, что всё — уже было, было, вся жизнь его — уже была прожита им когда–то и он обречен на бесконечное ее повторение, снова и снова, — пока не отключено электричество. Возможно, и так.
Как вы себя чувствуете? Может, поискать, посмотреть — где там у них рубильник?..
Популяризация науки нужна, чтобы обыватели не боялись ее, в частности, не боялись лечиться — в частности, у добрых профессоров с ассистентами.
Довольно об этом.
Николаша остановился, не зная, что предпринять дальше. До его сознания стала, наконец, доходить некоторая нелепость его положения. Что, собственно, заставило его направиться искать таинственного типа к совершенно незнакомому дому: потому только, что вдруг привлек внимание обыкновенный свет в одном из окошек? И что теперь? В какой подъезд заходить — их два? Какую квартиру искать — да наверное и не квартиру вовсе: что там вообще такое — эти мансарды? И даже найдя — что, собственно, говорить, как начать?
Подъезд выбрался скоро — левый, ближайший: окошко продолжало светиться почти что прямо над ним, и выйти к вероятно находившейся за окошком комнате из другой половины дома было вряд ли возможно. Николаша мысленно поздравил себя с таким разумным выводом: после его гипнотического путешествия сюда это могло считаться достижением. Стремясь развить успех, он поскорей подошел к подъезду, отворил дверь и вошел. Дверь за ним закрылась с негромким стуком. Он сделал шаг дальше. Другой. Сонная покойная тишина у нижней площадки лестницы вновь обволокла его; бредя в ней, как в воде, Николаша стал подниматься; никакого лифта, конечно, не было. Лестничные пролеты оказались неожиданно длинными, с промежуточной площадкой между ними, также довольно длинной: «Вот, — с завистью думал он: — на высоту–то вот — не скупились»; в его собственной квартирке, тоже в старом доме, потолки волос не задевали, но были — все ж таки пониже. «Второй… — считал он этажи, поднимаясь: — Уф… Третий. Вот…» Как он и предполагал, здесь лестница заканчивалась; слева и — дальше по площадке — справа дремали облезлые, но еще приличные двери квартир третьего этажа. Николаша двинулся по узкой — едва разойтись вдвоем — площадке, освещенной двумя, но тусклыми и, к тому же, пыльными лампочками; шел, опасливо поглядывая через перильца в лестничный проем, колодцем уходивший вниз, в темноту. (Николаша побаивался высоты; и еще собак, тоже — немного.) Дойдя до противоположной двери, он обнаружил не сразу заметную, совсем не освещенную узкую и крутую лесенку еще вверх, — к мансардному этажу, — рассудил Николаша.
Вдоль всего этажа тянулся узкий и пыльный коридор — все равно было, в какой подъезд заходить, оказывается. Двери кое–где были открыты, кое–где вообще отсутствовали, и коридорную тьму отчасти рассеивал серый дневной свет. Всё казалось нежилым (так и было) — кроме ближайшей к Николаше двери, из–под которой просачивался тот самый, привлекший его внимание, темно–желтый свет. Никакого звонка, конечно. Николаша постоял в нерешительности; протянул руку, чтобы постучать… но, помедлив, потер костяшками пальцев губы… и руку вновь опустил. Постоял еще немного — из–за двери не доносилось ни звука.
Наконец он решился и постучал — и получилось громче, чем следовало: будто арестовывать пришел. Снова тишина. Николаша растерялся — такого поворота дела он не предусмотрел. В замешательстве он хотел еще раз постучать, но дверь под его неловкой от смущенья рукой с тихим скрипом растворилась: ему почудилось — прежде, чем он успел ее коснуться. Комната с покатым потолком и стоящим у окна напротив столом была пуста.
Не очень большая, но и не слишком маленькая комната: стол, освещенный падающим из окна сереньким светом, покрыт потертой клеенкой, на столе — какая–то хозяйственная дребедень, Николаша толком не рассмотрел — какая; по левую руку — видавший виды, но добротный, крепкий на вид шкаф; простой не то диванчик, не то койка (и то и другое, как после выяснилось), с выцветшим одеялом; совсем рядом со входной — еще одна дверь, в другую, наверно, комнату; справа — в полстены пыльные полки, забитые книгами; еще диванчик, на нем какие–то газеты, что ли; около стола — два стула; с косого мансардного потолка свисает зажженная лампа под желтым абажуром, сейчас видно, что ветхим, но аккуратным, не рваным — ее–то свет и привел, приманил Николашу сюда. На полу у стола — прислоненная к ножке стула, пустая, съёженная, но все равно огромная — хозяйственная сумка. Николаша закрыл глаза.