«Таких совпадений не бывает, — думал он, — я нашел, я все сделал правильно, я его нашел». О том, что найти совершенно незнакомого человека за два часа в огромном городе — чудо, он тогда и не думал, как и никогда не задумываются о подобных же, или даже больших, чудесах — например, о факте собственного рождения и просто существования.
«Эй…» — не удержался, все–таки позвал Николаша. Никто не ответил, разумеется. Николаша потоптавшись на месте, качнулся вперед: чтобы удержать равновесие, сделал шаг и оказался внутри. «Рубикон перейден, — вспомнил он, — вроде по истории проходили… Что за рубикон?..»
«Вот такой рубикон… рубикон… — повторял он машинально, — подожду здесь: дверь–то — не заперта, значит — ничего… я подожду…» Он походил взад–вперед по комнате, пол был дощатый, крашеный и не скрипел; тихо, вообще, было; снизу только слабо–слабо доносились живые звуки: где–то загудела труба, потом стук какой–то, издалека; а так — совсем почти тихо. Бродя по комнате, подошел к двери, ведущей, кажется, в другую комнату — потянул за ручку; дверь отворилась — тазы какие–то, ведра… ни черта не разберешь, темно. «Эй…» — позвал он на всякий случай, но даже не стал прислушиваться, прикрыл дверь.
Прошло довольно много времени, трудно было точно сказать, сколько именно — часы Николаша забыл дома, а здесь… Здесь что–то никаких часов нигде не… — он покрутил головой, — не видно, ммм… Ни телевизора… Ни даже какого–нибудь приемничка, что ли… где–нибудь, — нет, нигде нет. Что–то никакой, вроде как, техники, даже телефона не видно. А холодильник? — а холодильник — вот он, сразу даже и не заметил — между шкафом и полками, куда же без него, но старый какой–то. Да, — никаких, скажем, излишеств. И зеркала — нигде, никакого: интересно…
За окном понемногу темнело, в комнате пахло пылью, слабые звуки снизу раздавались чаще - - видно за ранний стариковский ужин садились жильцы. Николаша совершенно заскучал: то, что он без спросу находится в чужом доме, и довольно долго, совсем как–то перестало казаться ему необычным — будто сто раз бывал здесь как дорогой гость. Скучая, он подошел к полкам — на минуту новая волна холодного беспокойства охватила его: а ну, как он и письменную речь перестал понимать — не только устную?.. Но — оказалось — ничего, не перестал; ну–ка… корешки пыльные, плохо видно… — наклонив голову, читал заглавия — мудреные, конечно, заглавия… но — вообще, понятно; вот — «Библия», толстая, в зеленом переплете — знаю, а как же, не читал, правда… это тоже не читал… это — тоже… а это — читал! вот ведь как… Старая, наскучившая еще в детстве книжка растрогала его теперь чуть не до слез — читал!.. Значит и еще, может, почитает… когда–нибудь, когда закончится этот ужас, этот бред…
Совсем свечерело, но он уже не понимал этого, потерял чувство времени в тягучем оцепенении тишины и покоя: ничего ровным счетом не происходило в наполненном старостью и тенями доме. Он давно притомился и сел на диванчик, справа от окна, долго смотрел в косо расположенный, темнеющий проем… Он не помнил, почему, зачем он здесь, почему сидит на чужом диванчике в свете лампы под ветхим желтым абажуром, а не идет домой — ведь поздно, наверно, и сколько можно ждать; ему рисовались в темном оконном проеме лица друзей, они подмигивали ему и что–то говорили, а он смеялся и что–то отвечал им, вот не помнил только — что, видел милую мордашку секретарши Наташечки, тянулся, чтобы поцеловать ее в щечку, а она, смеясь, отклоняла головку, не подпускала его, отталкивала игриво его руки, которые он…
…Николаша вдруг совершенно ясно понял, что — уже глубокая ночь, что он лежит и спит прямо в пальто в ссовершенно чужом доме, чуть ли не на чердаке, у совершенно чужого человека, не прикрыв даже входную дверь; что непонятно даже, какого беса он делает здесь в такой поздний час, и что он никак не сможет объяснить это хозяину, вернись он вот сейчас… Ужас какой! Он вскочил, как безумный, суетливо похватал снятые им все же шапку и шарф и бросился вон. Выбегая, только толкнул ногой дверь: та притворилась, хотя не плотно — и хорошо, что неплотно, а то он бы разбил себе голову о первый же косяк в кромешной темноте мертвого коридора.