– Это, Алексей, называется одним словом «гламур», – строго напомнил Илья Муромэц, – И если бы ты знал, скольких бойцов, и не чета тебе, этот самый «гламур» сгубил на корню, ты бы согласился с тем, что Учитель твой совершенно справедливо…
– Да знаю я все, – отмахнулся Беркович, – Дальше давай!
– Ну и настал решающий день зачетного выездного подвига. Серьезное мероприятие, ответственное – все возраста выставлены, две недели готовились, глаз не подымая. Прибываем на место, все в волнении легко объяснимом. Заходим в отведенное нам помещение, располагаемся, начинаем готовиться. Тихо так, сосредоточенно, никаких шуток там, как обычно бывает. Комнату мужскую выявили, аккуратно туда по двое-трое сходили, чуть не ползком, чтоб ненароком с соперником раньше времени не столкнуться и не сбить себе тем самым необходимый настрой. А то знаете, иной раз, особенно у кого психика еще не устоявшаяся – увидит, весь затрепещет, ну и выйдет потом уже на ватных ногах… но все обошлось. А у старших товарищей тоже идет, ну все, что полагается – взвешивание там, обмер доспехов на предмет соответствия, медицинский контроль… И вдруг – вот прямо в воздухе понеслось. Даже не словами отдельными, а как будто ветер где-то в отдалении шумит. И только – все ближе и ближе, все явственнее и явственнее:
«Хух провесил… Хух провесил… Хух провесил!!!»
Да не… да не может быть. Показалось, наверно. Ерунда, чушь какая-то. Все, конечно, может случиться. Перепутал опять элементы гардероба по длине и расположению – вот это запросто. Или Грушин опоздал, а ему звонят, а мать отвечает, что он не только еще не выехал, но даже и не проснулся – тоже вероятно. Или приехал – но напрочь забыл всю амуницию, включая щит и меч – и так бывало. Но чтоб Хух, который по три раза за занятие на весы встает – да не бывать такому. А только все громче:
«Провесил… провесил!!!»
И бегом, бегом к центральному полю битвы, выскакиваем – и тут же понимаем: так и есть…
Стоит Хух, весь печальный и подавленный, и Учитель подле. Ну, он на то и Учитель, чтоб не эмоциям предаваться, а даже в самой непростой и безвыходной ситуации принимать мудрые решения и действовать, сообразуясь с принятым:
– Завтракал сегодня? В глаза смотреть!
– Да не завтракал я…
– Бегал в поддевке шерстяной?
– Да и так уже три круга намотал!
– Больше нельзя, дыхание собьешь, мышцы закиснут… ладно. Ну давай, двигай тогда по нужде. По малой и большой сразу.
– Да говорю же – не завтракал, чем двигать-то, Сэнсей… и так уже только что оттуда…
– Кому сказал – двигай! Чем хочешь! Двигай так, чтоб слезы из глаз, может, с ними хоть что-то выйдет…
Глаза, глаза… и мы тоже, глаза-то подымаем, сами чуть не плачем от напряжения… и там, на самом дальнем балкончике видим…
Ну и тут же все встало на свои места, и разрозненные звенья сложились в единую неразрывную цепь. И жгут, и медитация, и остроактуальные порты с нелинейной ширинной частью…
– Post hoc ergo propter hoc, – ловко ввернул Алеша Беркович.
– Чего-о-о?!
– «После – не означает вследствие», – важно пояснил свою мысль Алексей, – Ну ладно. Так что вы там увидали?
– Алексей, ты как всегда бесконечно умен, – согласился Илья Муромэц, – И, как всегда, невпопад. Я лично уже догадался. Так, практикант? Правильно?
– Ну конечно! – улыбнувшись, кивнул Филимонов, – Разумеется: на дальнем балкончике стояла Она…
Она… так издалека не разберешь конечно, но видно, что неброская такая, тихая… хвостики еще по бокам совсем девчачьи… мне вот, даже скажу, такие тоже нравятся, уж не знаю, может, и с того момента…