Ей постоянно слышались крики: «Кари-куге! Карп-куге!» (Кари-горбунья!) и насмешки подружек, с которыми она играла, когда была маленькая и ходила, как все дети, голой до пояса. Подружки то и дело спрашивали, не даст ли она подержать ребенка, которого носит за плечами. Кари в ярости гонялась за ними — и горе той, что попадалась ей в руки. Кари царапала ее, дергала за волосы, вырывала сережки из ушей. И уж тогда, бывало, ее жертва наплачется вволю: только подружки могли выручить девочку, если не слишком боялись ногтей и пинков горбуньи. А взрослые, как водится, не вмешивались ни в игры, ни в ссоры детей.
С годами характер Кари ничуть не стал лучше — наоборот, совсем испортился, как молоко, к которому прикоснулся невидимый дух. Теперь от злого нрава горбуньи страдал Момар, ее муж.
Когда Момар шел в поле, ему приходилось брать с собой обед, — Кари, боясь насмешек, не хотела выходить из дому, а тем более помогать мужу пахать землю.
Надоело Момару работать с утра до ночи и есть горячее только по вечерам, решил он взять в дом вторую жену и выбрал Кумбу.
В простоте души он полагал, что, увидев новую его супругу, Кари станет самой кроткой и приятной из женщин. Как бы не так!
А Кумба тоже была горбата. И ее горб уж никак нельзя было назвать приличным — он напоминал огромный чан красильщицы. Несмотря на это, горбатая Кумба была добра, приветлива и весела.
В детстве, когда ее называли «Кумба-куге» и просили дать подержать своего ребенка, Кумба смеялась громче всех и отвечала: «Да он к тебе и не пойдет. Он не слезает даже, чтобы поесть».
Кумба выросла. Теперь ее окружали взрослые, а они злее детей, хотя и не дразнят друг друга. Однако характер горбуньи не изменился. Он остался прежним и в доме мужа. Кумба уважала Кари, как старшую сестру, и изо всех сил старалась ей угодить. Она делала всю тяжелую работу — ходила на реку стирать белье, веяла зерно и толкла просо. Каждый день она носила Момару в поле обед и помогала ему работать.
Но Кари вовсе этому не радовалась. Напротив, она стала еще злее и сварливее, видя, что Кумба будто и не печалится о своем горбе, — ведь зависть ненасытна и ей всегда найдется пища.
Так и жил Момар ни хорошо, ни худо с двумя горбуньями — одной ласковой, тихой и доброй, а другой — угрюмой, злой и ворчливой.
Часто, чтобы подольше работать в поле, Кумба готовила еду с вечера или на рассвете. С утра она шла с мужем пахать или пропалывать поле, и оба разгибали спины лишь в полдень, когда собственная тень пряталась им под ноги, чтобы скрыться от палящего солнца. Кумба разогревала рис или кашу и обедала с мужем; потом они отдыхали посреди поля, в тени большого тамаринда. Момар спал, а Кумба, сидя подле него, гладила его по волосам. Быть может, она в мечтах видела свое тело стройным и прекрасным.
У тамаринда густая тень, и сквозь его листву редко проникают солнечные лучи, но иногда меж ветвей можно среди бела дня увидеть звезды. Вот почему это дерево часто навещают духи — добрые и злые.
Иногда люди, с утра вышедшие из дому в здравом рассудке, к вечеру сходят с ума и начинают петь и кричать. Это значит, что днем они прошли под тамариндовым деревом, увидели тех, кого не должен видеть человек, — существ из другого мира, — и оскорбили их словом или поступком.
Вечером в деревнях плачут, смеются, кричат и поют обезумевшие женщины, — те, кто, плеснув на землю кипятку, нечаянно обжег духа, который пролетал мимо или отдыхал во дворе их дома. Оскорбленные духи подстерегают их в тени тамаринда и отнимают рассудок.
Момар и Кумба никогда не обижали духов ни словом, ни делом. Поэтому они, не боясь встречи с ними, могли спокойно отдыхать в тени тамаринда.
Однажды Момар спал, а Кумба шила, сидя рядом с ним. Вдруг ей послышалось, что с дерева кто-то окликает ее по имени. Она подняла голову и заметила на нижней ветви старую-престарую женщину с длинными и белыми, как хлопок, волосами.
— Как поживаешь, Кумба? — спросила старуха.
— Хорошо, бабушка, — ответила Кумба.
— Кумба, — сказала старуха, — я знаю, что у тебя золотое сердце. Мне известны все твои добрые дела с тех пор, как ты научилась отличать правую руку от левой, и я могу сослужить тебе службу. В пятницу, в полнолуние, на глинистом холме будут танцевать девушки-духи. Ступай на холм, как только остынет земля. Когда там-тамы загремят и духи станут в круг, когда среди шумного веселья одна за другой закружатся плясуньи, подойди и скажи своей соседке: «Подержи-ка малютку, что у меня на спине, теперь моя очередь плясать».