Выбрать главу

Клубочек катится, Иван-царевич следом идёт.

Подходит к лесу. Глядит — два беса дерутся, клоками шерсть летит.

Иван-царевич спрашивает:

— Что это вы дерётесь?

— Да вот добычу никак не поделим.

— Какая же ваша добыча?

— Дубинка-самобивка и шапка-невидимка.

— Давайте я вам их поделю.

Те согласны.

Иван-царевич говорит:

— Кто быстрей вокруг леса обежит, тот всё и получит.

Пустились бесы наперегонки бежать, а Иван-царевич подхватил дубинку-самобивку, шапку-невидимку и дальше пошёл.

Вот бежит лиса. Натянул Иван-царевич лук, наметился лису бить.

Лиса ему говорит:

— Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе пригожусь.

Не стал он бить лису. Идёт дальше.

Летит сокол. Натянул Иван-царевич лук, наметился сокола бить.

Сокол говорит:

— Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе пригожусь.

Не стал он сокола бить.

А клубочек всё катится. Прикатился клубочек под дубочек, под этим дубочком стоит сундучочек.

Откопал Иван-царевич сундучочек. Выскочил оттуда заяц и бежать.

Откуда ни возьмись — лиса. Поймала зайца, приносит Ивану-царевичу.

— Долг платежом красен, — говорит.

Разорвал Иван-царевич зайца. Вылетела из зайца утка, в небо взвилась.

Упал на неё камнем сокол. На землю сбил, Ивану-царевичу принёс:

— Получай, — говорит, — мой выкуп.

Разорвал Иван-царевич утку — в ней яйцо, а в том яйце Кощея бессмертного смерть. Положил яйцо в карман и за Марьей-царевной пошёл.

Подходит Иван-царевич к Кощееву дворцу. Стоят там на страже львы да тигры, рёвом ревут, проходу Иван-царевичу не дают.

Надел он шапку-невидимку, пустил дубинку-самобивку. Шапка-невидимка его в дом проводила, дубинка-самобивка зверей покрушила.

Входит Иван-царевич в Кощеев дом. Сидит Марья-царевна в светлице, льётся из глаз ручьём водица. Ивана-царевича увидала — без памяти стала.

Учуял Кощей бессмертный человечий дух.

— Это кто же пришёл? — кричит.

Набросился на Ивана-царевича, чуть-чуть не разорвал.

Иван-царевич яйцо раздавил, Кощееву душу загубил. Марью-царевну за руку брал, в правую щёку целовал.

Привёз её домой.

Устроил царь Микидон пир на весь мир, Ивана-царевича с Марьей-царевной поженил.

Я на свадьбе была, танцевала, чуть ногу не сломала. Много было дела — вот и не доглядела. Пила мёд да пиво, оно меня с ног сбило.

ИВАН-ДУРАЧОК И МАРЬЯ-КОРОЛЕВНА

Была у царя дочка Марья-королевна, умница-разумница. Поглядит на человека — всё видит: что на языке принёс и что на сердце держит.

Всё ж таки надо царю дочку замуж выдавать. Объявил он ей свою волю.

— Хорошо, батюшка, — говорит Марья-королевна. — Только у меня свой обычай: тот меня замуж возьмёт, кто со мной сумеет поговорить.

Так и оповестила всех — и богатых и бедных.

Велела истопить пожарче печку. По-домашнему сидит, рукодельничает.

Женихи съезжаются разодеты: в золоте да бархате, — всякие князья и королевичи. Кто в комнату ни войдёт, до того натоплено — не может с Марьей-королевной разговаривать.

Только и скажет:

— Здравствуй. Что это у тебя жарко?

А Марья-королевна в ответ:

— Это мой батюшка петухов жарил.

Тому и нечего сказать.

А на деревне жили три брата — два умных, третий Иван-дурачок. Прослышали братья, что царь замуж дочь выдаёт, и собираются себе идти свататься.

— Братья, возьмите меня с собой, — говорит Иван.

Те смеются:

— Куда тебе! Ступай, дурак, навоз возить.

Пришли во дворец:

— Здравствуй, Марья-королевна. Что у тебя так жарко?

— Это мой батюшка петухов жарил.

Те стоят, не знают, что сказать. Разве петухов жарить — царское дело?

Посмеялась Марья-королевна и дала им от ворот поворот.

Приходят домой братья — рассказывают, Марью-королевну бранят.

Иван-дурачок говорит:

— То-то, братья, меня с вами не было.

Обротал он козла, сел на него верхом, на голову лопух надел и поехал к царю во дворец.

Едет-едет — лежит мёртвая ворона. Он её поднял, за пазуху спрятал.

Дальше едет. Лежит на дороге от лаптя ошмёток. Он и его прибрал.

Возле моста люди колёсами жёлтую грязь размесили. Он этой грязи в карман положил.

Въезжает на козле прямо во дворец.

— Здравствуй, — говорит, — красавица. Вот он я! Что это у тебя за чёртова жарища?

Марья-королевна отвечает:

— Батюшка петухов жарил.

— Нельзя ли и мне тут пожарить?

— A где твой кочет?