Рыскала принцесса по церкви, обшаривала каждый уголок, выла, стенала и повторяла своё проклятие:
Так продолжалось, пока не пробили часы один час ночи.
Тут полилась неведомо откуда нежнейшая музыка. Становилась она всё громче, поднималась под церковные своды. Раздался шум множества шагов, словно в церковь хлынула целая толпа народу. Звучным голосом читал священник проповедь перед алтарём, вторил ему дивный хор. Никогда ещё не слышал кузнец столь прекрасного пения.
Затем священник вознёс благодарственную молитву по случаю избавления королевства от моровой язвы, войны и недорода, а также по случаю того, что дьявол, вселившийся в королевскую дочь, наконец-то изгнан. Прихожане хором вторили священнику, а потом запели гимн. Вот закончили они петь, и снова заговорил священник. Произнёс он имена Христиана-кузнеца и принцессы, и сообразил Христиан, что теперь они обвенчаны. Но даже и в такой момент крепко помнил он слова карлика и даже в щель не выглядывал.
Наконец служба завершилась, и народ потянулся к выходу. Музыка звучала всё тише, пока совсем не смолкла. Тут и утро забрезжило.
Христиан выскочил из сундука, рухнул на колени и вознёс Господу благодарственную молитву. Церковь была пуста, только возле алтаря лежала принцесса – живая, белая да румяная. Рыдала она, слезами обливалась и дрожала от холода, ведь одежду ей заменял истлевший саван. Тогда Христиан снял мундир и набросил его принцессе на плечи. Красавица осушила слёзы, взяла Христиана за руку и сердечно поблагодарила. Узнал Христиан, что с самого рождения было на принцессе проклятие. Рассеялось бы оно в день её четырнадцатилетия, но этому помешал король, когда ворвался к дочери раньше срока. Ещё страшнее стали тогда чары. Но Христиан освободил девушку, выстояв над ней три ночи подряд.
– Теперь, – продолжала принцесса, – если ты, мой спаситель, того пожелаешь, буду я тебе женой. Если не пожелаешь – уйду в монастырь, но тогда нельзя тебе жениться, пока я жива. Ведь нынче ночью повенчали нас мертвецы. Эту-то службу и слышал ты, Христиан, лёжа в сундуке.
Что было делать кузнецу? Краше, чем юная принцесса, не видал он девушки; вдобавок причиталось ему полкоролевства. Вот и согласился Христиан взять принцессу в жёны и любить её до конца своих дней.
Скоро явились капралы с полковником, отперли церковную дверь. На сей раз был с ними и сам король, жаждавший узнать, что же происходит в церкви по ночам. Увидел король, что его дочь и молодой кузнец сидят рядышком, рука в руке, возле алтаря. Обнял он принцессу, вознёс хвалу Господу, поблагодарил Христиана. Вовсе не возражал король против свадьбы и полкоролевства отдал своему зятю. Когда же король умер, Христиан получил и вторую половину его владений.
А что же караульные – те, которые один за другим исчезали из церкви? Судьба их неизвестна; впрочем, поскольку всегда либо дверь, либо окно оставались открытыми, можно предположить, что эти парни попросту сбегали с поста и нанимались на службу к прусскому королю. Ну а Христиан – вправду ли видел он всё то, о чём после рассказывал? Весьма сомнительно! Христиан, остепенившись, и сам признавал, что в молодости слишком увлекался вином![7]
Летающий сундук
Жил когда-то один купец, столь богатый, что мог бы он серебряными монетами целую улицу вымостить, да ещё и на переулок бы осталось. Но купец улиц не мостил, ибо знал другие, лучшие способы распоряжаться денежками. Умел он так потратить мелкую монету, чтобы получить взамен далер. Вот что такое деловая хватка! Впрочем, от смерти и она не спасает; долго ли, коротко ли – умер наш купец.
Всё состояние досталось его единственному сыну. Молодой лоботряс денег не жалел. Что ни вечер, ездил в театр, воздушных змеев запускал исключительно из банкнот изрядного достоинства, а ещё любил возле озера играть в «блинчики», да не гладкими камешками, а золотыми монетами. Понятно, что на этакие забавы никакого наследства не хватит: кончились отцовские денежки очень скоро.
Только и осталось у купеческого сына, что четыре мелкие монеты, пара шлёпанцев да старый халат. Друзей сразу как ветром сдуло – кто ж отправится на прогулку с персонажем, на котором только халат и надет? Впрочем, один приятель прислал купеческому сыну старый сундук с запиской: «Укладывайся!» Весьма мило, не так ли? Но укладывать было нечего, и тогда купеческий сын взял да и сам улёгся в сундук.