— Ирга, — ответила я.
И снова вернулась к заколке. Но мне не дали увильнуть от разговора.
— Ирга. Нездешнее имя. Да вы и не похожи на уроженку этих мест.
— Я родилась на юге.
Собственно говоря, на уроженку Аризены я тоже не походила. Для южанки я слишком холодна и светлокожа, для того чтобы быть северянкой, я, наоборот, смугла, дерзка и темноволоса. Серые глаза и маленький рост возражали против родства с горцами, а для жительницы степей я слишком светлоглаза. Одним словом, полукровка, смесок множества народов. Но об этом я не торопилась сообщать.
И имя у меня такое же. Ирга, как хриплый крик северной ночной птицы, как шелест крыльев в ночи. На юге они не живут, а в Барии нет обычая называть детей птичьими именами.
— Ирга, — задумчиво повторил Коррейн, как будто пробуя на вкус. — Вам очень подходит это имя.
И снова уставился на меня своими зелеными глазами. От его настойчивости, не понимая, куда он клонит, я смешалась. Резко уйти было бы странно, а не отвечать на вопросы — неприлично. Я извинилась, сославшись на спешку, но покинуть ряды мне не дали.
— Леди Ирга, вижу, вам понравилась заколка? — спросил Коррейн, безошибочно беря с прилавка ту, которую я только что держала в руках.
— Очень. — Ответила я вполне искренне. — Тот, кто делал эту вещь, вложил в нее свое тепло.
— Тогда возьмите ее.
В ответ я просто скинула капюшон, позволив своим коротким пепельным волосам рассыпаться по плечам. Мне не хотелось отказываться от такой красивой вещи, но и купить ее я была не в силах.
— Такое чудо, должно украшать другую прическу.
— И все же, возьмите. — Упрямо повторил Коррейн, протягивая мне заколку. Все-таки он еще совсем мальчишка, снова подумалось мне.
— У меня нет на нее денег, — честно ответила я, не желая юлить.
— Разве я просил плату, леди Ирга?
Зачем дарить такую дорогую вещь мимолетному знакомому я не понимала, но ощущала, что отказ обидит его.
— Спасибо, Коррейн. Я с большой благодарностью приму ее, — ответила, беря у него из рук черненое серебро.
Он прямо-таки просиял в ответ.
— Ее создатель будет рад тому, что она попала в понимающие руки, леди Ирга.
Когда я уходила, он довольно жмурился, словно кот, как будто радуясь одному ему понятной шутке.
На холодном ветру я порядком замерзла, желание ходить по городу испарилось, резко заныла нога.
Во дворце тоже никому не было до меня дела. Я тихо вернулась в свою комнату. Тут в спокойствии и тишине, достала драгоценную заколку и вдоволь налюбовалась ей. Странные узоры, больше напоминающие вязь рун, придавали ей таинственную, волнующую красоту. Заколка завершалась отточенным острием — такие украшения носят в прическах для защиты, иногда коварно смазывая кончик ядом. Но в этой не было, ни зла, ни колдовства, ни яда, я бы почуяла их. Только тепло сотворивших чудо рук. А на внутренней стороне обнаружилось клеймо мастера — маленькая гравированная птичка с янтарными глазками, ирга, раскинувшая крылья в свободном полете.
Тот, кто создавал такое, несомненно, владел Даром, чудом доступным немногим достойным. Мужчины, владеющие такой Силой становятся воинами или творцами, а женщины — целительницами и вдыхающими жизнь. И тот, кто обладает таким даром, должен быть осторожен — предательство, гордыня, корысть — один единственный проступок, и Дара, как не бывало. Есть еще ограничения, например, Владеющим Силой, целительницам, запрещается отнимать жизнь даже для защиты собственной и отказывать в помощи врагу, а воинам не дозволено сражаться против женщин и детей и отказывать в защите. Иногда в душах у людей, владеющих такой ценностью, просыпается жажда власти, и они переступают Грань. Утратив дар еще можно остаться человеком, жить обычной жизнью, но переступив Грань и призвав на помощь зло, тот, кто еще недавно был человеком — становится колдуном, исчадием тьмы.
Из размышлений меня вырвали только сгустившиеся сумерки.
Я не решилась украсить заколкой волосы. Но тщательно завернула ее и аккуратно положила в сумку, добавив третью вещь к своим сокровищам.
Мелинда пришла в свои покои только вечером, переполненная впечатлениями и мыслями. Прогнала предоставленную ей служанку и отдалась в мои руки, позволив раздеть, расчесать и выкупать себя. И снова, как в прошлый вечер в ее покои стянулись отданные Серым девушки. Им надо было выговориться и обсудить произошедшее, почувствовать общность. А я оказалась внимательной слушательницей и советчицей. По комнатам они разошлись далеко за полночь, утомленные и взбудораженные одновременно.