Локи же и смутить хотел, и напомнить, как они близки, с его точки зрения.
И не так давно попалась ему на глаза книжка эротических новелл из Ванахейма. И там стандартно у привлекательных героинь была крохотная девическая грудь, которую сравнивали с парой белых голубков, с розами и с прочим прекрасным. У непривлекательных же была огромной, и устойчиво сравнивалась с парой навозных корзин. Кстати, братец, которому он подпихнул книжку, почитал с интересом, но очень плевался от подобных сравнений и нелестно отзывался о тамошних канонах красоты. Локи же нравилось и то, и это, и много что.
Подозревая, что Сигюн может переживать о своём, так сказать, неаристократическом сложении, принц хотел, чтобы она видела, что нравится ему вся. А переживает пусть с другими. Не поленился устроить так, чтобы она увидела Тора с этой книжкой. И внимание обратил, и пошутил уместно, и всячески изнамекался, что наверняка отдельные части принцессы Тора могут шокировать, и он это, конечно как воспитанный аристократ, скрывает, но скользящие, как-бы-случайные взгляды — следствие как раз шока. Так, на всякий случай. Не лишнее, пусть стесняется себя при братце.
Поймав себя на том, что ещё немного, и завалит невесту (уже жену!) прямо тут, и что она укоряюще бормочет что-то про благословенную тьму супружеского ложа — что она-де готова поддаться его желаниям, как и подобает супруге, но здесь совсем невместно, шепнул:
— Прости, прекрасная, увлёкся. Не с того начал.
Кинув последний жадный взгляд на распущенное декольте, рассеянно щёлкнул пальцами — и пуговки застегнулись сами. Пока Сигюн переваривала фокус, поцеловал её в запястье, туда, где венки и самая нежная кожа — и для его слуха, который был тоньше упыриного, эта сладкая кровь сейчас грохотала и пела. Поднялся повыше, к нежному месту за ушком, и, когда она удивлённо замерла, застонав, понял, что не смог даже насилием полностью оглушить в ней женщину, и что она будет извиваться под ним, и стонать его имя, и что прекраснейшая в обозримой вселенной дева и темперамент имеет под стать красоте. Обрадовался и ужаснулся. Пробормотав:
— Начать, я думаю, стоит с поцелуев, — впился в её приоткрытый рот своим.
Принцесса трепыхнулась и сдалась. Запустила руки в его волосы и прижалась теснее. То, что она наконец позволила это сделать, заводило до тупой боли в штанах. Локи рыкнул, прикусил её за губу и провёл кончиком языка по нёбу. По тому, как она охнула, понял, что и не целовал её никто.
«Первый, первый…» — и остро пожалел, что нельзя отпустить себя, надо помнить о её беременности. — «Да что ж такое, когда ж можно-то будет… Нет, не могу…»
И, отпустив принцессу, предложил ей руку и двинулся в сторону бань. Дал ей время подышать, успокоиться и завёл куртуазный разговор. Индифферентно поинтересовался:
— Принцесса, вы начитанны. Насколько далеко это простирается? Вы читали «Лестницу любви»?
Сигюн снова слегка покраснела и отрицательно покачала головой.
«По крайней мере, знает об этом трактате, раз краснеет».
Вслух же сказал:
— Зря. Великолепная вещь. В моей библиотеке есть экземпляр. Прекрасные стихи, тончайшие миниатюры… — «и всякие увлекательные непристойности», — считаю, образование не может быть полным без знакомства с этим раритетом. Но ладно. Тогда, возможно, «Восхитительные рассуждения Чистой Девы»? «Наука любви»? «Благоуханный сад для духовных наслаждений»? Там, кстати, тоже стихов хватает… автор был весьма… одухотворён, — и засмеялся тихонько, глядя на смущение Сигюн, — признайтесь, что-то, да читали?
Она кивнула, не в силах говорить.
«Мда, всё-таки батюшка её был возмутительно небрежен!»
Самым ласковым голосом, боясь спугнуть, осторожно спросил:
— Стало быть, знаете, что есть иные способы любви, кроме традиционного? — по молчанию понял, что да, и что есть, стало быть, шанс, что она не будет слишком шокирована его притязаниями.
Сжал её руку и ускорил шаги.