Утреннее солнце, проплавив малиновую дыру в сизых тучах, осветило галерею. Локи внимательно присмотрелся — ничего, никаких следов.
Дело было сделано, можно было и кофейку попить.
***
Проходя мимо спальни Сиф, остановился. Постоял, помялся — и решительно толкнул дверь.
Она безмятежно спала, раскинувшись и сбросив одеяло на пол.
Вспыхивая, с удовольствием подумал:
«Всё-таки развратил я её. Кожа нежная стала, аж светится — и спит моя тёмная богиня, ухом не ведёт; не то, что в походе бывало, когда на любой шорох просыпалась… Интересно, она удивится? Рассердится?» — а сам уже срывал одежду.
Войти в расслабленное тело удалось легко — оно как будто ждало его, но вот проснувшаяся Сиф не так уж обрадовалась:
— Ваше высочество, у вас брачная ночь! Какого… вы тут делаете! — настолько изумилась, что солдатский лексикон прорвался сквозь куртуазность изнеженной наложницы.
Локи, которого такой поворот только возбудил, внятно, хоть и с придыханием, разъяснил — и что он здесь делает, и что будет делать, и как ему это нравится, а что кричать и сопротивляться смысла нет, он уже там — и достал ещё поглубже, чтоб прочувствовала.
— Больно! — она дёрнулась и зашипела, действительно как следует прочувствовав его неравнодушие, и от этого ещё больше негодуя, — да ведь невозможно же! Неприлично!
От этих выкриков, с учётом того, что она становилась всё мокрее и начинала тяжело дышать — то ли от возмущения, то ли ещё от чего, он потерял дар речи и уже делом два раза доказал, что нет ничего невозможного для принца Асгарда.
Сиф не смогла противостоять, забылась и сладко стонала в его объятиях.
Целовал, смеясь, просил не сердиться, что разбудил, и поспать ещё.
У Сиф и правда слипались глаза — восстановление после болезни шло хорошо, но от любовных упражнений она поотвыкла, и сейчас клонило в сон.
Локи же, наоборот, взбодрился.
Выходя из покоев наложницы, довольно думал:
«Две женщины, конечно, лучше, чем одна… Небо, хорошо-то как было! И кстати. Надеюсь, они только не забеременеют разом… от судьбы ведь любой подлости можно ожидать».
***
Фригг в одиночестве пила кофе в Кремовой Гостиной — что с ней бывало редко, компанию за столом она любила, и одна оставалась, только если была сильно не в духе.
С беспокойством подметив бледность королевы и тени у неё под глазами, Локи почтительным сыном подошёл к ручке, спросил:
— Плохо спалось, матушка? — она взглядом указала на стул напротив, и он присел.
Королева, не спеша изучая его лицо, молчала.
Локи принял у возникшего как будто ниоткуда слуги крохотную, из невесомого фарфора чашку с кофе и изящной серебряной ложечкой начал насыпать сахар. На пятой ложке королева посмотрела ещё внимательнее:
— Не думала, сын мой, что в первую брачную ночь, которую ты так рвался консумировать, — пауза после этих слов была крохотной, но неодобрение принц прочувствовал хорошо, — увижу тебя в своих покоях ранним утром. И, судя по количеству сахара, ты успел где-то наколдоваться…
Рассеянно подтвердил:
— Да, и это тоже…
Королева продолжила строго отчитывать за вчерашние художества: людоедский незапланированный десерт и похищение своей собственной невесты на глазах у придворных.
«Матушка меня ругает, как дворцовый кухарь поварёнка, заподозренного в воровстве печенья… уместно ли это? Ей стоило бы сдерживаться», — кисло, с раздражением думалось принцу. Вслух же он успокаивающе сказал:
— Сигюн спит, а мне не спалось. Я не мог… слишком сильно беспокоить её, поэтому оставил досыпать, — и, проникновенно глядя Фригг в глаза, положил свою руку на её, — мама, ну что ты… я же врач, я всё понимаю. Не переживай так, всё будет хорошо. В моём замке она в большей безопасности, чем где бы то ни было.
Фригг молча отняла руку, только губы поджала. Локи помолчал, размешивая в чашке сахар — этикетно, ни разу не звякнув ложечкой. Сухо добавил:
— Учитывая, что я наполовину ледяной великан и, скорее всего, своим рождением убил мать, Сигюн стоит рожать в моём Месте Силы — там я смогу всё проконтролировать и помочь ей.
«Не смотрит на меня… Гневна», — принц встал, выигрывая время, и отошёл к окну.
На подоконнике, на свежевыпавшей с утра нежданной пороше, отчётливо отпечатались следы: «Крупные какие, вот во́роны парковые в этом году разожрались… — и вдруг понял, — а ведь это кто-то из воронов папеньки, Хугин или Мунин. Что-то он здесь делал… никак, мама на меня отцу жаловалась?» — и порадовался, что кстати ввернул про опасную беременность жены и своё непременное участие в родах. Если дошло до того, что мать нажаловалась отцу, вечно занятому делами империи, значит, дела плохи и ждать можно всего.
«Могут и услать куда-нибудь, очередную чумную дыру затыкать. Дыр-то в нашей империи хватает, да…»