Фригг вздохнула. Хмыкнула:
— Что, сынок, никакой благодарности, да?
Сынок сарказма не уловил и нажаловался:
— Да разве они понимают! Понабрал братец дуболомов в свиту — никакого понимания!
Фригг с усмешечкой потупила глаза. Иногда сын бывал на удивление простодушен и искренне ждал, что оценят и поблагодарят.
Локи помолчал, глядя, как покойника взваливают на подъехавшие дроги. Крикнул ещё раз:
— До заката непременно похоронить! — и обернулся к матушке, — что жена?
— Гуляет. Сюда её не звала, лишнее, — сухо отозвалась королева.
Зная сына, звать беременную невестку встречать его она не стала. Мало ли что. И точно, лицезрение трупа для беременной было излишеством.
***
В сад принц пришёл только помывшись, переодевшись и проведя обряд очищения — на скорую руку, но всё же.
Сигюн ахнула, заливаясь краской счастья, кинулась обнять — Сиф, следовавшая за сюзереном, спрятала улыбку, и любуясь на неё, и сочувствуя — похоже, принцесса была не на шутку влюблена и переживала за мужа, не зная точно, где он и что с ним.
«Хотя уж ему-то там вряд ли что угрожало… в отличие от прочих. Ну да что возьмёшь… хоть и принцесса, а в положении. Нервишки, слёзы, всё вот это женское», — привычные снисходительные относительно женщин мысли катились своим чередом, Сигюн же, обнимая Локи, выспрашивала, куда он ходил да зачем. Скоромный скандальчик прошёл мимо неё: матушкины гиены своё дело знали и смогли придержать сомнительную информацию, тем более, с беременной, думающей больше о жизни внутри себя, чем о придворных интригах, это было не так сложно.
«Ишь, извертелся, как свинья на верёвке, а толком так ничего и не сказал, — думалось с насмешкой и с оттенком одобрения. И, с сочувствием, — это ж сколько она про муженька своего не знает и знать не будет!», — и призадумалась, сколько не знает она сама и хочет ли знать.
Было время второго завтрака, и принцесса зазвала их на чай с пирожными. Сиф, привычная в походах к тому, что еда бывала раз в сутки и вовсе не по часам, снисходительно рассматривала залитую мягким золотисто-розовым светом гостиную. Всё казалось таким игрушечным: и тоненький фарфор чашек, и почти детский стол — пирожные, фрукты; улыбающиеся дамы, принцесса, наливающая чай мужу — оба они, Локи и Сиф, по совести, смотрелись среди всего этого парой во́ронов в розарии. Принц принимал женины ухаживания, шутил — но было видно, что, убедившись в её благополучии, думает о своём. Спустя короткое время сослался на дела и откланялся. Сиф отпустил — велел отдыхать.
Сигюн пила какие-то душистые травки, и Сиф для поддержания беседы спросила, что это. Была удивлена, когда ей тут же предложили попробовать, причём не просто передали чашку — нет, Сигюн совершила странное перемещение, встав и приветливо пригласив наложницу сесть на её место. Слегка недоумевающая Сиф не нашла к чему придраться и исполнила её желание: присела на принцессино кресло и пригубила её напиток. Поймала сочувственный взгляд Сигюн, и тут её как молнией ударило — вспомнила и поняла, к чему эти выверты. В Асгарде считалось, что посидевшая на месте беременной и выпившая из её чашки женщина тоже забеременеет. Скрывая усмешку, Сиф внимательно посмотрела на Сигюн: да, похоже, жалеет, сочувствует.
«Считает, небось, что мечтаю о ребёнке, а забеременеть не могу», — ни о чём подобном она и не думала, но Сигюн явно хотела помочь от чистого сердца, переживала за неё.
Прямо сказать, что это всё ни к чему, Сиф постеснялась — меж тем, ей здесь наскучило, хотелось уже пойти заняться привычными делами: привести в порядок оружие, потренироваться, проведать лошадь, поговорить с боевыми товарищами, разузнать замковые новости. Здесь же был мир счастливого хрустального безвременья, и, если Сигюн в нём была, похоже, очень счастлива, Сиф такое времяпровождение вовсе не привлекало. Неловко улыбнувшись, сказала:
— Я пойду.
Сигюн не удерживала:
— Конечно, заходи ещё, я всегда тебе рада, — и, улыбаясь и Сиф, и себе внутренней, как-то очень естественно притянула её руку к своему животу, ласково пропев: — Попрощайся с тётей Сиф, ей пора.
Было понятно, что она обращается к ребёнку, разговаривает с ним, и что это ещё одна традиция, за живот беременной подержаться — но, положив руку на пока незаметный, еле выдающийся животик, Сиф вздрогнула.