«Много говорю… волнуюсь. Ничего, всё равно пока подождать нужно, момент не пришёл», — хотел продолжить про метафизические воззрения сидхе, но Сиф с любопытством спросила:
— А вы её видели? Живое воплощение? — «Храм же ты где-то спёр».
— Не видел, и слава праотцам, — Локи был сух и деловит. — Украсть живую богиню народа сидхе даже для меня было бы чересчур.
— Зачем же красть? Посмотреть, из любопытства… — Сиф привыкла к ухваткам Локи, а всё равно иногда удивлялась.
— Судя по тому, что я слышал — а сведения крайне недостоверны и разрозненны, сиды не то что богиню, а и знания о ней тщательно скрывают… Так вот, любой увидевший теряет голову… правда, для этого якобы нужно иметь хотя бы чуть-чуть крови сидов. Я своих предков не знаю, так что не стал рисковать, — голос сюзерена стал ещё суше. — Я, может, и псих, но псих расчётливый.
Сиф опустила глаза — спорить было не с чем.
***
В прошлый раз, придя сюда с Сигюн, он видел свет сквозь проломы в крыше, и пахло дождём и соснами, сейчас же в храме было темно и пахло пыльным камнем.
Притихла и Сиф. Помолчала, помялась, но решилась:
— Я чувствую себя здесь незваной гостьей.
Локи, уже входящий в состояние, в котором у него всегда получались сложные магические обряды, незаинтересованно, но ободряюще мурлыкнул:
— Конечно, с чего бы тебе чувствовать себя званой гостьей… не эльфийка, да ещё и воин… но мы это поправим. Я подготовился, не бойся. Стой тихонько и ничего не делай, я всё сам сделаю.
Нужные оксиграммы и руны уже были выложены — за неделю, заранее, драгоценными камнями, и те вспыхивали в такт заклинанию. Всё шло вроде бы неплохо: в момент, когда на камнях должна была появиться трава, символизирующая присутствие богини, из ниоткуда щедрейше полезла крапива. Локи, задумчиво закусив губу, обряд прерывать не стал: «Трава и трава… Вон, сочная какая. Двигаемся, время, время…»
Вводя в транс себя и Сиф, надевая на неё и на себя рогатые короны, увитые цветами, с правильным выражением на староэльфийском декламируя:
— Я твой король, ты моя королева, я бог, ты богиня, — удовлетворённо смотрел, что сквозь крапиву лезут и иные цветы, незнакомые, с лёгкими хлопками распускаются, и храм всё больше походит на оранжерею, а древний алтарь начинает слегка светиться — знак, что хтонь принимает воплощение богини и консорта.
Постоял, выждал, чтобы свечение стало сильней. Решил, что пора — и, подхватив заворожённую Сиф на руки, начал торжественно подыматься по ступеням, соблюдая течение обряда, но внимательно отслеживая окружающее: огромные орхидеи, казалось, смотрели, и запах тропических цветов становился удушливым.
Но обряд был начат, нужно было продолжать, и он поднимался всё выше и выше, к алтарю.
Сиф затрепыхалась на руках; он слегка удивился, она должна была быть в глубоком трансе. Она вроде бы и была, но смотрела огромными зрачками и лепетала:
— Я вижу, как жизнь становится смертью, как цветы растут, цветут и распадаются прахом. Одновременно, сразу вижу, — всхлипнула и спросила жалобно: — Это должно так быть?
Локи остановился:
— Нет.
Сиф дёрнулась, рефлекторно пытаясь нашарить отсутствующее оружие, но Локи прошипел:
— Не оскорбляй великую богиню сидхе! Лежи тихо, возможно, нам удастся уйти по своим следам, — и он плавно, не отворачиваясь от алтаря, пошёл обратно задним ходом.
Когда он начал пятиться, то увидел то же, что и Сиф: моментальный рост, цветение и разложение, и крапиву с орхидеями заменяли другие цветы. Он узнал Dionaea muscipula heenicus, адскую росянку, выведенную сидами для обороны. Зелёные цветы размером с чемодан отрастали, зевая алыми пастями — и поворачивались в их сторону. Из-за алтаря толстенным столбом вставало нечто, похожее на пятнистое тело гигантской анаконды — в секунду, когда оно упало на алтарь и расколотило его вдребезги, Локи понял, что надо спасаться — и дёрнул вниз по лестнице, уже не опасаясь оскорбить богиню, повернувшись к ней задом.
Сиф с рук не спускал и на её попытки освободиться крикнул:
— Лежи, дура! Спустишься — сожрут! Она не принимает тебя!
Он нёсся огромными прыжками, а росянки по бокам лестницы, как будто ещё сомневаясь, щёлкали челюстями — но всё ближе и всё быстрее, и он ощущал в их движениях неотвратимую мощь.