69. Золотой характер
характер у меня тяжёлый
всё потому что золотой
© bazzlan
— Сырая магия великая вещь… — в голосе ставшей богиней Сиф чувствовались и холод, и снисходительность, и любопытство. — Беленькая любимица Фрейи не разглядела, и хорошо, но от тебя, мой господин, — голос зашелестел стальным дождём, — мало что оставалось, и даже не в телесном смысле.
Под её взглядом Локи ёжился и молчал.
***
Оставшись один в космической шлюпке, Локи не ждал ничего для себя хорошего, но при первой возможности надеялся сбежать. Несмотря на околонулевые магические возможности, были в запасе кое-какие фокусы, способные поразить любого — и дать возможность смыться, перед этим хорошенечко рассмотрев осмелившегося посягнуть на принца Асгарда. И вернуться, набрав форму, с иными возможностями. Поэтому Локи относительно спокойно, не сопротивляясь, проваливался в иной мир.
Обычно в подобные моменты, нередкие в его жизни, он испытывал сначала приступом ужас, а потом вдохновенную злобу и веселье, но сейчас ужас не уходил, долго, долго. Локи устал бороться, а волна страха всё нарастала — и, обессилив, сменилась тупой апатией, равнодушием ко всему. Сквозь муть полуугасшего сознания послышался старческий надтреснутый голос:
— Вырос, вырос… и не подступись просто так, но я ждал — и дождался.
Надо было затаиться, прийти в себя, но он узнал голос; юношеские страхи навалились, заставили закричать, задёргаться — и тело сдавило стальными кольцами.
— Какая юность, какая сила, — корявые жёсткие пальцы вцепились в бедро, — я ведь так и не съел тебя тогда, проклятая кошка спасла… но сейчас-то её с тобой нет, да?
Локи, силясь вдохнуть — грудь стискивало заговорённым железом при каждом выдохе, не давая набрать воздуха, подумал, что да, опрометчиво оставил фамильяра шпионить во дворце.
— Но ты везучий сукин сын… в первый-то раз какая хорошая ловушка была, целый корабль Создателей пожертвовать пришлось… ты ведь и хитрый сукин сын, на фальшивку не повёлся бы… да и на настоящий не повёлся. А так хорошо было бы, и следы заметены взрывом. Сейчас-то искать будут, да в дыре этой не найдут, а всё ж тот вариант чище был, кхе-кхе, — говорящий закашлялся и умолк.
Сухие жёсткие пальцы продолжали ощупывать принца:
— Молод, силён… Скоро твоя весна станет моей. Знаешь, я тогда не завершил обряд поглощения твоей жизни, и моя начала вытекать из меня по капле, делая стариком… — он длинно лизнул щёку узника, — молчи, молчи, не дёргайся, всё равно руны не дадут заговорить, ты и дышать-то не можешь. Что мне разговоры! Правда, местный князёк думает, что тебе известен секрет превращения любой материи в золото, и потому согласился помочь в моих делах… секрет-то тебе известен, да и мне тоже, но жалкие людишки дальше своего носа не видят… поэтому ночь ты пролежишь, пытаясь вдохнуть. К утру перестанешь думать о побеге, и начнёшь думать только о дыхании… а потом придёт палач с подручными… знаешь, людишки тут дикие, но в определённых искусствах достигшие истинных высот! Ты ознакомишься с их искусством… поверь, они удивят тебя! Но заговорить ты не сможешь, а они будут думать, что ты молчун, и стараться лучше… Я с удовольствием буду смотреть на твои муки, мой хороший. Настанет момент, когда ты не сможешь удерживать свою силу, и я съем тебя! Что скажешь? Правильно, ничего не говори, береги дыхание, мой мальчик… И я пойду посплю, мне тоже надо беречь себя, старость, знаешь ли… впрочем, ты не узнаешь, а я скоро стану молодым.
И старый Эльдрад, наконец добравшийся до бывшего ученика, пошёл прочь. День был счастливым, но следовало беречь силы. Сколько он знал поганого асгардца, мучить его придётся долго, но даже крохи силы, вырванные у умирающего мага на грани распада личности, были бесценны, и надкушенную жертву нужно было обязательно поглотить — это повернуло бы старение вспять. Что узник освободится, Эльдрад не боялся — в магии плох был учитель, не припасший против воспитанника действенных приёмов, и у Эльдрада они были.
***