Локи, пряча улыбку, снова налил доверху. Сам едва отпил. Посидел, глядя в огонь, давая даме допить второй бокал.
Посмотрел — потемневший взгляд Ребекки слегка замаслился, перестал быть сухим и колючим, начал обретать легендарные сефардские глубину и проникновенность. Щёки и губы порозовели, напряжение оставляло её.
«Ещё бы: ночь с мертвецом, чужое место, неизвестность; мне истерику устроила — да не просто так, умереть хотела… и не ела, наверное. Шашлык-то она в пропасть выкидала. Афродизиаку, что ли, сыпануть?» — подумал, и, наливая третий, незаметно подсыпал порошочку из перстня.
Голос женщины стал глубоким и грудным, но насмешка в нём никуда не делась:
— Где же, принц, жена твоя и наложница?
Локи, рассматривая в свете пламени бокал, терпеливо ответил:
— Жена недавно родила, наложница… приболела, — и хмыкнул: — Подожди, обживёшься, все сплетни узнаешь.
Ребекка зло укусила виноградинку:
— Что, никто не даёт? Раз вынужден силой какую-то сефардку уламывать?
Вопрос не по вкусу пришёлся: бледная нервная рука с силой сжала бокал — и тут же расслабилась. Нарочито спокойно прозвучал ответ:
— Принц Асгарда берёт, что хочет. Я не позволю манипулировать собой, — и, слегка смешавшись: — У меня давно не было женщины. Увидел тебя — и захотел. Смирись, и не пожалеешь. И скажи, моя злая леди, правду наконец: много у тебя было мужчин?
Она засмеялась:
— Не скажу.
Локи тихонечко фыркнул, вставая:
— Понятно. Только муж. И, судя по резкости в движениях и голосе, удовлетворения в постели ты не получала.
Осторожно присел на подлокотник её кресла. В трезвом состоянии она бы встрепенулась и подскочила, а сейчас только со вздохом откинулась, рассматривая его сквозь ресницы, и смолчала. Локи продолжал:
— Но желала всего, и враньё про близнецов было… достоверным. Я даже поверил в первые секунды. Мечтала о таком? — Ребекка отвела глаза, и он забрал бокал из её руки, поставил на стол и приобнял, зашептал на ухо: — Я способен доставить тебе это наслаждение — и иные. Ты забудешь обо всём в моих объятиях. Подари мне немного удовольствия, сама, без насилия… не люблю это, нравится, когда женщина хочет. Пойдём, я довольно ждал, — и поднял её обмякшее, уставшее сопротивляться тело из кресла.
У кровати повернулся, положил руку на шею сзади, провёл чувствительными пальцами вверх, путаясь в волосах. Слегка надавил на затылок, приближая к себе, и медленно поцеловал. Удовольствие от поцелуя было неожиданным для Ребекки, и то, что другая его рука неспешно расстёгивает пуговки на вороте, казалось сладким. Она ужасно утомилась от напряжения, нервного и физического, и ласковые прикосновения, избавлявшие от одежды, были приятны.
Встрепенулась только, когда ощутила, что голой грудью прижимается к его голой груди. Отпрянула — и ахнула, почувствовав спиной, что сзади тоже стоит мужчина, и тоже обнажённый. Локи прихватил покрепче, зашептал на ухо:
— Ну что ты, всего двое: я… и тоже я. Всё хорошо, моя честная вдова. Никакого падения, такие ощущения совершенно задарма.
Прижался с двух сторон:
— Я… мы будем ласковы, росомашечка, — и зашептал, сам хмелея: — Глаза твои терновые ягоды, намоченные дождём, вкус твоей слюны лишает дыхания…
«Если он сейчас начнёт превозносить мой шнобель и острые локти, я с ума сойду», — Ребекка Натановна не привыкла слышать хвалы своей красоте и даже очнулась слегка.
И тут же дождалась:
— А нос-то какой, истинно дщерь сефардская, породистая красоточка, — злодей, теряя себя, шептал жарко, дыша в ухо и постанывая.
«Ой вэй, а каким умным казался… умный, но сумасшедший. А я пьяна и не могу сопротивляться. Грешна перед господом — без брака, да с убийцей мужа…— он поцеловал в чувствительное место, и думать Ребекка Натановна перестала, всё оставив на потом.
Тело предавало, и опьянение делало происходящее не очень-то реальным, позволяя радоваться объятиям и ласкам двоих.
Предложение прилечь, удобнее ведь будет, было принято без малейшего отторжения, как и прочие — и она прогибалась, и поднимала ножку (правда получалось удобнее), и делала всё, что просили.
Заставило напрячься только трение двух членов о промежность. Сжала бёдра, протестующе дёрнулась, чувствуя это чудовищным откровением, но злодей только засмеялся и толкнулся — сразу в два места.
Просяще, жалобно вскрикнула:
— Нет! — и прикрылась.
Он начал ласково уговаривать:
— Росомашенька, больно не будет, я смазал соответствующей…
Перебила, простонав:
— Противоестественно, господь накажет! Нельзя!
Но злодей, буркнув:
— Если у него будут претензии, отправь ко мне, я договорюсь, — толкнулся так удачно, что вошёл сразу туда и туда.