***
Истуканом стоя на ступенях Тронного зала, над толпой, оглядывая людское море и подслушивая сплетни (в частности, о том, что принцесса подурнела, да и неудивительно, с таким-то муженьком!), Локи иногда косился на Сигюн. Та излучала холодность, чистоту и силу, вызывая чувство божественной неприступности, и принц чувствовал спиной запоздалые сожаления матушки, что не досталась такая жена Тору.
Но, стоя рядом, он видел, как напряжена молочно-белая шея, как пульсирует жилка на виске, слышал подавленные вздохи и понимал, что Сигюн беспокоится, и что здесь она только телом, а душой в детской, переживает за ребёнка.
«И ведь совершенно не думает обо мне, а должна! Эти женщины, как в ребёнка уйдут, так до мужа и дела нет!»
***
Хель и правда скандалила. Покладистым нравом она не отличалась, и, несмотря на сухость, накормленность и наигранность с няньками, то недовольно подвякивала, то ударялась в рёв.
Локи, увязавшийся после церемонии за Сигюн, тщеславно выразился в том смысле, что без папы ничего не ладится, но сейчас, когда он здесь… проигнорировав саркастичные взгляды, двинул кистью, и в детской залетали зелёные светящиеся бабочки. Дитя, тут же сменив гнев на милость, радостно загулькало и начало совершать хватательные движения, пытаясь поймать красоту.
— С папой веселее, правда? — Локи таскал восторженно перебирающего лапками младенца, поднося поближе к порхающим иллюзиям и позволяя поохотиться. — Ничего, скоро папина принцесса подрастёт, — голос счастливого отца истекал медком и гордостью, — и мы пойдём вместе охотиться не на бабочек, а на Каккуну.
Хель двигала руками всё слабее, глаза её потихоньку начинали слипаться, и Локи принялся укачивать детёныша. Сигюн одними губами, боясь сбить сонный настрой, с подозрением вопросила:
— Сир, что есть Каккуна?
«Разволновалась, слова путает. И мною наконец интересуется. Ишь, грудь вздымается, щёки порозовели… надо её будет как следует повеселить. Хватит, отдохнула, полгода с родов прошло. Я женат на красивейшей в галактике женщине и хочу, чтобы она оставалась прекрасной», — и, посмотрев на неё, по-прежнему продолжил заговаривать и баюкать ребёнка:
— Улю-лю-лю-улю-лю, спи красавица моя, улю-лю-лю-улю-лю… на Каккуну мы пойдём… это такой большой-большой демон-ящер, на двух лапах бегает… улю-лю… быстро бегает… а из зубок из его бусики мы сделаем… печень тоже хорошо, на ингредиенты… улю-лю-лю-улю-лю, — и, опасливо скосившись на разгневанную Сигюн: — Мама нам не разрешит, значит мы и не пойдём…
Хель очень благосклонно попискивала, засыпая, и спето ей было про то, что, раз мама такая злая и на охоту пойти не разрешает, то уж иллюзии-то создавать папенька несомненно талантливейшего ребёнка научит — и как весело будет пугать тётей фрейлин крысами да пауками!
Тишайше уложил, и розовый отсвет шёлковой колыбельки осиял хищное жестокое лицо. Сигюн, довольная, посмотрела на мужа с улыбкой, и беззвучно охнула, когда он схватил её за руку и потянул за собой. Выпихнув жену из детской и закрывая за собой дверь, трепетный отец напоследок глазами василиска воззрился на нянюшек и нежнейшим пианиссимо прошелестел:
— Если с ней, — и пальцем указал на дитя в колыбели, — что-нибудь случится, всех убью. До десятого колена.
78. Ханс и Хельмут
когда зайду к ужасным людям
всегда счастливым ухожу
какой я всё-таки чудесный
на фоне этих сволочей
© Ната
Перемещаться с помощью Биврёста не хотелось — привык к хорошему, скучным казалось докладываться папеньке, куда и зачем отправился. Но хорошее кончилось. Жалко было череп Гул’Дана до слёз, да что поделаешь…
— Отправь нас в Мидгард, Хеймдалль, — Локи протянул стражу свиток с разрешением Одина.
Робко жмущаяся к мужу Сигюн, дождавшись, пока Хеймдалль уйдёт чуть вперёд, спросила тихо:
— Ваше Высочество, почему вы не сами? — и это тоже царапнуло болью.
— Хорошая моя, «сами» теперь только в нижние миры. Артефакт утрачен, перемещение в верхних и серединных мирах слишком накладно получается в смысле энергозатрат… дешевле через Биврёст. А если по Асгарду и Ванахейму, то ножками или морем.