— Перламутровый, редкая масть, изящный — и сильный! У, как демон! — жеребец и правда гневно прижал крохотные ушки и попытался укусить ромала. Не похоже, чтобы он проникся к нему благодарностью за выпаивание с жеребят. Ромал не тушевался: — Боевой конь! Держи, дарю!
И всучил повод в руку Сиф. Во вторую уже совали кубок, чтобы выпить за щедрость души ромальской.
В глазах мельтешило всё сильнее, Сиф, окончательно закружившись, выпила — и дальше уже только пританцовывала в такт и со всем соглашалась.
В себя пришла в ночи. Конь шёл невозможно ровным аллюром, рядом, скорее слышно, чем видно, скакал Локи. Обернулась: далеко в темноте светили костры, слышались отголоски музыки.
— Отличный праздник! — Локи был страшно позитивен. — Наконец у тебя будет конь, подходящий наложнице принца!
Сиф прислушалась к ощущениям: конь и правда был бесподобен — нёс, как ветер. И вдруг тряхнуло, вспомнила:
— Господин Бьёрг, где он?
91. Язь Тьмы
дрожит плотва и краснопёрка
трепещут щуки и сомы
когда со дна всплывает мрачный
язь тьмы
©
zrbjvd
Безрадостный свет хмурого утра, как ни странно, делал лицо Сиф живее. Ребекка Натановна видела уже любимую наложницу принца в разных ситуациях — и на парадном приёме, где её жаловали графским титулом, и во время охотничьего выезда Тора. В первом случае Сиф выглядела недоступной, ослепительно красивой и мало в ней было от живой асиньи, а во втором так и просто от живой — сразу после заката, в свете факелов это был призрак в воронёных доспехах, отстранённый и полный скрытой угрозы.
Сейчас же, рассеянно кроша краюшку и кидая через узорчатую решётку, она была просто женщина, печальная и задумчивая. Расписные фазаны, любимые королевой, на крошки смотрели с подозрением — но потихоньку, квохча, к ним подбирались.
— Этих распаренным зерном кормят, мочёными винными ягодами, — Ребекка Натановна не удержалась, сама она мимо птичника каждое утро к управляющему ходила, знала.
И тут же подумалось: "Теперь-то всё, ходить больше не придётся, — господин Бьёрг куда-то пропал, и Ребекка не знала, куда. — Может, и не жив уже. Может, прекрасный принц асгардский мертвяками его затравил".
Покусала губы, а вслух сказала:
— Как бы птички от хлеба не передохли. Балованные, — "В этом вашем дворце свиньи лучше едят, чем бедные люди в Сефарде".
Сиф была, как выяснилось, сходного мнения:
— Асы едят, а эти передохнут? — и с ответным подозрением воззрилась на фазанов. Те клевали неохотно, косясь на кормилицу: вдруг чего получше перепадёт? Покривилась: — И правда, кто их знает, разбалованные... асы же чего только не едят, даже и гадюк, — вздохнула и краюшку в карман сунула.
Повернулась к Ребекке, и та собралась: зачем-то Сиф попросила её сюда прийти, со служанкой сообщение передала. Кто его знает, насколько грозная воительница ревнива и чем это обернётся. По слухам, недавно чуть некую госпожу Сванхильд не убила — всего лишь за сплетни о Локи. А уж тут! И не поверила ушам:
— Он обидел... обижает тебя? — голос был озабоченный, хриплый, Сиф страдальчески наморщила брови.
Ребекка молчала, не умея скрыть потрясения и не зная, что сказать. Сиф, похоже, поняла:
— Послушай, — она мучительно подбирала слова, — господин наш, Локи, личность... своеобразная, — тут Ребекка усмешливо покривила губы, и Сиф заметила, та же гримаса тенью легла на её лицо, — с ним несладко может быть. Повторю: он обижал тебя?
Торговка в Ребекке говорила, что Сиф важная птица — стало быть, надо быть любезной и услужливой, но опять не удержалась, угрюмо спросила:
— А тебе что до того?
И Сиф опять стерпела. Смотрела на яркие хвосты роющихся в крошках фазанов, но как будто мимо, и говорила мягко:
— Я выросла среди Дев Щита. У них приняты брачные поединки: если дева нравится мужчине, он должен победить её на ристалище. Традиции такие, — лицо её зарозовело, как будто что приятное и волнительное вспомнила, и тут же снова поблекло: — Мужчины на поединках гибнут, не так и много остаётся. Соответственно, гарем не редкость... у хорошего бойца. И старшая наложница за младших отвечает. Семья.
Ребекка насмешливо задрала брови:
— Что, и от мужа защищает?
Сиф только ресницы опустила. Видно было, что стыдится и страдает.
Ребекка наконец взяла себя в руки, равнодушно сказала:
— Не надо меня защищать. Сама.
И встретила прямой взгляд:
— Сама — это хорошо, — в голосе зазвучало уважение, — но, если понадобится моя помощь и защита, хоть бы и от господина нашего, я помогу, — и она горячо сжала запястье сефардки. — Мы семья. Но, — тут она помолчала и с неохотой продолжила, — если вдруг он умрёт по твоей вине... я знаю, ты можешь быть обижена... я убью тебя. Честно предупреждаю.
Ребекка задохнулась гневом, но в руки себя взяла. Елейно уточнила:
— То есть не убивать?
Сиф кивнула:
— Да. И только.
"Суровые нравы у Дев Щита, посмотрю, — Ребекка, тоже почувствовала уважение, почти против воли. — А руки-то, как у мужика, жёсткие, мозолистые. Да и то, какой мужик ещё, у господина Бьёрга или вот у мужа мягкие были. Известно, торговец... был", — и затуманилась, вспомнив.
Уж совсем собралась поговорить по душам, но тут издалека, из-за деревьев, раздались истошные крики:
— Госпожа Сиф, госпожа Сиф!
Тоже было растеплевшая лицом Сиф помрачнела обратно, обернулась к подбегающему лакею. Тот остановился, унял дыхание и политесно склонился:
— Их Величество изволили принца Локи с поручением послать, Его Высочество собираться просят, отъезд через час!
Сиф кивнула лакею, попрощалась с Ребеккой взглядом и ушла.
Та стояла и со странным чувством думала: "Вот, слова лишнего не вымолвит, — и, жалеючи: — А ведь она этого урода любит. Да неужто есть, за что?! Вот уж кому не позавидуешь".
Ещё постояла, посмотрела на кококающих фазанов, и решила, что всё-таки завидовать можно: есть у наложницы принцевой и любовь, и чем в жизни заниматься, и капитал. Последнее точно есть, не может у приличного человека не быть. У неё же, Ребекки, ничего нет, всё отнял байстрюк чёртов.