Когда сеанс позирования закончился, прощаясь, Фригг спросила Бонифатио, не хочет ли тот писать Тора. Локи насторожился, но Бонифатио, возясь с красками, равнодушно отмахнулся, высказавшись в том смысле, что таких натурщиков и в Ванахейме пучок на пятачок. Интересует его только младший принц. Локи выдохнул, благодаря небеса, что послали ему этого святого дурня, и договорился о следующем сеансе назавтра. Мэтру Бонифатио небеса в лице Локи послали самого усердного и терпеливого натурщика. Оба они были довольны друг другом.
***
Обратную дорогу до своих покоев королева проделала быстро и в полном молчании. Когда Локи попытался раскланяться с ней на пороге, она довольно резко попросила остаться. Зайдя внутрь, огляделась, и, удостоверившись, что они точно одни, с холодноватой усмешкой спросила:
— А скажи-ка мне, сын, как вышло, что принцесса так беспокоится о своём добром имени именно рядом с тобой?.. Даже я на завтрак звана была, как понимаю, только поэтому. Обычно девушки в твоём присутствии от дуэний пытались скорее избавиться, чем с благодарностью принимали десяток.
Локи молчал. Фригг внимательно вгляделась в его лицо и гневно спросила:
— Испортить невесту пытался?!
— Что вы, матушка, нет. Ничего подобного и в мыслях не было, — Локи смотрел светло, безмятежно, и готов был отпираться до последнего.
Фригг окончательно уверилась, что всё так и было, и почти беззвучно, потеряв от гнева голос, прошептала:
— Да-да, правильно, вот и везде всегда отрицай, что пытался. Но я тебя знаю!!! Ты хоть понимаешь, что из-за этого война начаться может, если всё откроется?! Да её смерть в Ванахейме легче воспримут, чем добрачную связь, хоть бы и с будущим мужем! Это не считая того, что она тогда не сможет стать женой наследника... — и, озарённо, — в этом и был замысел, да?!
Локи молчал. Фригг, перейдя от гнева к печали, огорчённо подошла, взяла его за руки:
— Сынок, я понимаю, что ты имеешь зубы, подобные щучьим, загнутые внутрь, и кусок, однажды захваченный, отдать почти не способен... но из любви ко мне попробуй, и компенсация будет такой, что ты никогда об этом не пожалеешь!
Локи в ответ зло улыбнулся:
— Мама, компенсировать можно приданое, но не Сигюн. Мы оба знаем, что из-за таких, как она, шли войны до кирпичной крошки. И я хочу, чтобы эта красавица грела мою постель, носила моего ребёнка под сердцем, и чтобы мне завидовал каждый мужчина, видящий её. И брат в том числе. Вот особенно брат. Я не отступлю. Я так же сын тебе, как и Тор. Мне она была обещана. Из любви ко мне — отступи ты!
Фригг скорбно молчала, а Локи, увлёкшись, продолжил:
— И как чиста, невинна, сдержанна и при этом воспитана истинной королевой!
Мать не выдержала:
— Вот именно — королевой! Поэтому подходит твоему брату! — и осеклась, поняв, что этим Локи только раззадорила.
Тот процедил:
— Подходит брату, а станет моей.
И холодно попрощался с матерью.
***
Во время тренировки принц рубился очень ожесточённо, меняя партнёров одного за другим. Сиф, тоже тренировавшаяся, обеспокоенно взглядывала на него — он не замечал, весь уйдя в себя. Однако, когда Вольштагг, единственный из клики Тора, до сих пор не понявший, что Локи ревнив, как скорпион, или пренебрегавший этим, позвал Сиф на охоту по первой пороше, она заметила, что спина принца напряглась, и, вздохнув, отказалась.
Вместе они дошли до дворца, и Сиф подумалось, что не зря отказалась: снег снова начал падать, закрутила метель. Какая охота, в такой день нужно сидеть у камина и помешивать в нём кочерёжкой. Локи начал прощаться, и, несмотря на свою отстранённость, уловил, что Сиф печально поёжилась и отвернулась:
— Душа моя, что ты?
Сиф молчала, не зная, как сказать, что обеспокоена — хотя бы тем, что Локи уже неделю не пытался лечь с ней. Помявшись, она через силу сказала, придавив неловкость.
Принц посмотрел ей в глаза:
— Душенька, не ревнуй меня... я просто занят и расстроен. Но я твой, так же, как и ты моя. Возьми меня — сколько захочешь и сможешь, — потянулся к застёжке на воротнике и тут же остановился, — хотя нет, сейчас я грязный и уставший... приходи вечером, проведи со мной ночь.
Локи обнял Сиф, только сейчас поняв, что соскучился и что хочет женщину; начал шептать на ушко нежные непристойности, сам распаляясь. Сиф, порозовевшая и смущённая, согласилась.
***
Вечером, войдя к Локи, она застыла, и сердце её упало: принц без признаков жизни раскинулся в кресле, голова откинулась и чёрные волосы расплескались по спинке; руки — одна безжизненно лежала на столе, другая свешивалась с подлокотника.
Вокруг кишели мерзостно-жёлтые колобки размером с ладонь — живые, на ножках, переговаривающиеся на непонятном языке.