- А фавн-то попал… заездит его та девица… Львица, блин. Хорошо, ещё эту… селфи делать нечем. Пропал фавн, пропал. Выручать надо.
Старуха сделала решительный шаг в сторону леса, и вдруг звонким, девичьим голосом засмеялась так, что прикорнувший в тени куста заяц сиганул, перепуганный, прям между ног Кена, стукнув когтистыми лапами по самому нежному. От неожиданности Кен взвизгнул, шарахнулся, хорошим таким скачком, в сторону.
- ОН меня зовёт! ОН зовёт меня! Прощай, Кен, прощай! Я точно знаю, ты будешь скакать во главе косяка, развивая гриву по вольному степному ветру! А рядом будет скакать твоя прекрасная Зея! Вы будете счастливы! А когда придёт время, ты вернёшься в долину кентавров! Прощай, Кен! ОН позвал меня! -
Старуха пошла зыбью, в глубине тела зазвенели серебряные колокольчики, в ритме танца... Посередине коричневого тела стала образовываться расширяющаяся трещина, и из неё выпорхнула молодая, стройная, с блестящей смугловатой кожей девушка. Она, чуть отодвинув от своих прекрасных бёдер кистями к земле руки, взмыла в облака и совсем скоро исчезла из вида.
- Ах... А какая я всё-таки красивая! - проскрипела старуха, засиявшая забытым уже счастьем из глаз, когда девушка исчезла из вида. - Ох, и красивая... - увидев обалдевшего Кена, в растерянности теребившего свалявшуюся рыжую бороду, продолжила:
- Ну, так ОН же позвал. Понимаешь? А я дела доделаю. Да, - в поле рядом стоять будем! - Совсем обалдевший Кен учтиво, уже в спину удалявшейся старухе:
- Сочту за честь, с тобой, в одном строю! - И побрёл к своему семейству, временами недоуменно пожимая плечами. Палица, подаренная в знак дружбы, скреплённой кровью битв, Гераклом, совсем стала тяжёлой и уныло волочилась по изумрудной траве...
Пройдя мимо жужжащих пчёлами ульев, перешагнув через непонятного предназначения проволоку, старуха углубилась в лес, на доносившиеся из его глубины вскрики. Подивившись на крепкие, даже её костяное тело царапавшие колючки, вышла на небольшую полянку и замерла от увиденного.
К выступающему из земли корню, рядом с таким же, который точь-в-точь похож на наклонившуюся женщину, отполированному многолетними стараниями фавна, - вот гад, и деревья не пропускал, - железом был прикован фавн. Лёжа на животе, оттопырив задницу в каких-то кожаных штанах, с круглой дыркой, оголяющей волосатые, в красных полосах ударов ягодицы, с дрожащим хвостиком. Рот закрывал какой-то шар, закреплённый ремешками, связанными роскошным бантом на затылке. Шар, еле пропускавший уже и не вскрики, а булькающие взвизги, был непростой, раз держал зубы фавна. Над фавном стояла роскошная девица, видимо та, львица, светская. В кожаных трусах, с трудом натянутых на пухлые, надо признать весьма аппетитные ножки, чуть не трескавшихся на ягодицах, щедро налитых силиконом. Львица ритмично взмахивала кожаной плёткой, трёххвосткой, со свинцом, и колыхая не менее накачанной грудью, прикладывала плётку к ягодицам взвизгивавшего фавна. Старуха сбросила оцепенение, решительно подошла и села на сладострастно изогнутую спину женщины - корня.
- Вот отполировал - усмехнулась старуха.