— Им, — говорит, — только дай потачку, так и будут поколачивать.
Собрал всех у берлоги. Уселся на пне. Сказал:
— Вот этим колом сегодня ночью меня кто-то по башке стукнул. Это ты был, Волк?
И завилял Волк хвостом:
— Что ты, Михайло Иваныч, чтобы я — тебя... Ты же знаешь, как я всегда о тебе... Как ты мог подумать, что я...
Хвостом виляет, грудь себе когтями царапает, доказывает, что не он это. А Заяц сидит, помалкивает. А чего ему, Зайцу-то, говорить? Все и без того знают что он с вечера закрывается у себя в домике и до утра наружу носа не высовывает.
— Вижу теперь, — сказал медведь, — не ты виноват, Волк. Тогда, может, это был ты, Барсук.
И завилял Барсук хвостом.
—Что ты, Михайло Иваныч, чтобы я... Да ты же знаешь, как я тебя... Да ты для меня...
Хвостом виляет, грудь себе когтями царапает, доказывает, что не он это. А Заяц сидит себе, помалкивает. А чего ему, Зайцу-то, говорить? Все и без того знают, что Заяц на медведя и поглядеть-то не смеет, не то чтобы ударить его.
— Вижу теперь, — сказал медведь, — не ты виноват, Барсук. Тогда, может, это была ты, Лиса?
И завиляла Лиса хвостом:
— Что ты, Михайло Иваныч! Ты же знаешь, что ты для меня... Я даже детям своим говорю, что ты у нас... И чтобы я после этого...
Хвостом виляет, грудь себе когтями дерет, доказывает, что не она это. А Заяц сидит себе помалкивает. А что ему, Зайцу-то, говорить? Все и без того видят
что ему и кола-то не поднять, которым медведя стукнули.
— Вижу теперь, — сказал медведь, — не виновата ты, Лиса. Но кто же меня тогда колом стукнул? Ведь стукнул же меня кто-то. Вон какая шишка на голове. Пощупайте.
И подошел тут Волк к Зайцу и говорит:
— А может, это был ты, косой?
Сжался Заяц в комочек, молчит. Поглядел на него Барсук и тоже голос подал:
— Может, и впрямь это ты нашего Михайла Иваныча обидел?
Молчит Заяц. Да и что говорить ему? И так все знают, что он всю ночь в домике у себя спал. Да и как он подойдет к медведю, если он даже глянуть на него не смеет. А кол ему этот и от земли не оторвать, не то чтобы бить им.
Молчит Заяц. А Лиса подошла к нему и взяла за ухо:
— Ну, конечно же, это он ударил нашего Михайла Иваныча. Смотрите, чувствует свою вину и побелел весь.
Заяц не отказывался — у него от страха и язык то отнялся. Ни слова не сказал Заяц в свою защиту, и медведь поверил, что это он ударил его колом по голове. И наказал Зайца, чтобы другим неповадно было».
— Вот о чем говорится в современных сказках, — сказал заяц и подкрутил рыжие усы. — Вот так иногда у нас в роще ищут и наказывают виноватого... А вот еще одна сказка...
— Хватит! — вскочил медведь Михайло. — Я предлагаю запретить зайцу рассказывать сказки. Они у него вредные. Они подрывают наш авторитет.
А я не про тебя, Михайло Иваныч, рассказываю, что ты кипятишься?
— Не про меня, а похоже. И имя одинаковое. И вообще — это вредные сказки. За них уши драть надо.
— Но я сейчас собираюсь рассказать совсем безобидную сказку про зайца с Лысой горы.
— Запретить! — кричал медведь Михайло. — Все равно в ней подвох какой-нибудь. Не давать говорит ему.
И понеслось со всех сторон:
— Как это не давать? Все говорили, пусть и заяц говорит.
— Так у него же вредные сказки.
— Это тебе так кажется. И ногами на нас не топай. Если у тебя голова большая, так и топать?
— Давай, рыжеусый, крой дальше. Пусть послушают. А то обижать они мастера, а послушать о себе — так кончай скорее. Говори, заяц.
— Я буду говорить, — сказал заяц. — Должен же каждый из нас хоть раз в жизни сказать то, что он думает. Но я прошу взять меня под охрану. Без серьезной защиты я не могу говорить дальше.
И по общему согласию по бокам у зайца встали медведь Спиридон и медведь Лаврентий.
И заяц начал рассказывать свою третью сказку:
«В лесу, как вы знаете, хозяин леса — медведь. И каков характер у него, такова и жизнь в лесу: суровый характер — и жизнь суровая, ходи да оглядывайся. Мягкий — и жизнь мягкая, живи да радуйся.
Крутой был нрав у медведя Потапа. И жить в его лесу было нелегко Зайцу. Помаялся он год, помаялся другой и говорит самому себе:
— Да что я привязанный к этому месту, что ли? Перейду-ка я жить в Гореловскую рощу. А в Гореловской роще медведь Михайло головой был, медведь Михайло в роще верховодил. Пришел к нему Заяц и говорит:
— Разреши, Михайло Иваныч, у тебя в Гореловской роще поселиться. Никакого житья в родном лесу не стало. Ты-то говорят, хороший медведь, а нам такой достался, жуть одна. Где ни встретит, там и обрявкает или по шее даст. Жуть одна.