И медведь Тяжелая Лапа остановился у сосны, на которой сидел сумрачный Бурундук. Медведь Спиридон стоял на макушке кургана. На него светила луна. Над ним горели звезды. Он был счастлив, кланялся всем, благодарил:
— Спасибо, что так тепло приняли мои сказки.
К нему тянулись, поздравляли. Подошел поздравить и медведь Лаврентий.
— Ты, Спиридон, пирог-то возьми, а газету мне отдай. Хоть она и в масляных пятнах, но все-таки еще можно глядеть в нее.
— Ладно, отдам, — улыбнулся на кургане медведь Спиридон.
А медведь Михайло смотрел на него и думал: «А могли бы и меня вот так же поздравлять, если бы я не с мелочью, а с настоящими сказками на курган вышел. Что ж, впредь умнее буду. Нужно было не о пироге, а о сказках думать, а у меня наоборот вышло, оттого и оконфузился. А Спиридон вон в почете. Пирог ему уже несут.
Пирог несли торжественно. Несла его черепаха Кири-Бум. Следом за ней важно шли Дятел, Голуби Дубонос. Наклонился к ним медведь Спиридон, принял сверток.
— Спасибо, сколько жить буду, не забуду радость минуты этой. Я сегодня вроде на пять лет моложе стал.
Черепаха Кири-Бум речь произнесла Как это хорошо, — сказала она, — что не только я, но и другие у нас в роще научились сказки рассказывать. Со сказками мы добрее станем... Ешь, Спиридон, пирог. Празднуй свою победу.
— Я его дома съем, — сказал медведь Спиридон. — Сейчас я очень волнуюсь. Поперхнусь еще.
И хотел было сойти с кургана, но попросил тут медведь Михайло:
— Разверни, Спиридон, пирог-то, мы хоть поглядим на него последний раз. Ведь больше увидеть не придется.
— Это верно, — сказал медведь Спиридон и начал торжественно разворачивать сверток.
Развернул и — все ахнули! В газете вместо пирога лежал камень. Круглый. Холодный. Мхом прозеленевший. Все застыли в изумлении, а на сосне закачался от смеха Бурундук:
— Украли! Пирог украли! Ха-ха-ха. Он смеялся первый раз в жизни.
Черепаха Кири-Бум схватилась за голову Батюшки, не уберегла. Съели.
А Бурундук раскачивался на сосне, хохотал:
— Украли! Премию украли!
И хватался за грудь: у него было готово разорваться от смеха сердце.
Черепаха Кири-Бум повернулась к Лисе.
Это ты съела пирог наш. Да за это тебя повесить мало. И вытянула вперед палец:
— Судить ее, рыжую.
И все проснулись будто, закричали:
— Судить! Судить ее! И немедленно!
А на сосне покатывался от смеха Бурундук:
— Сколько шумели, спорили, а пирог съела Лиса без всякого шума. Сама себя наградила.
Шуметь и спорить из-за съеденного пирога! Ох -хо-хо! Он смеялся первый раз в жизни и смеялся так, что с ним сделалась истерика и пришлось его отливать водой.
ЧЁРНОГО ВОРОНА
ПОДНЯЛИ С ПОСТЕЛИ
В полночь на Маняшином кургане начался над Лисой суд. Сидела Лиса на макушке кургана на березовом пне. На коленях у нее лежала развернутая газета, а на ней — холодный, прозеленевший мхом камень. Так решил черный Ворон:
— Пусть она глядит на него и кается.
Ворон и судил Лису. Он уже спал и его подняли с постели. Первым делом он спросил у Лисы:
— Правду говорит черепаха? Это ты съела пирог? А почему ты не убежала и не спряталась?
— А куда бежать-то? Все равно найдете. А я решила: пусть все будет по чести. Я съела пирог, судите меня, но прошу учесть: я не сбежала, я не заставила вас искать меня по роще. Это смягчает мою вину.
Потом Ворон выслушал свидетелей. Первым говорил Енот. Он свою речь начал торжественно:
— Надо на дело пошире взглянуть. Разве весь грех Лисы только в том, что она сегодня на виду у всех пирог съела? Она всегда такая: так и глядит, где и как бы кого объегорить. В гости придет — угощай ее скорее. А когда к ней придешь, как она встречает тебя? Со мной однажды случай был. Пришел я к ней. Сидит она за столом и утку ест. А утка жирная, так и течет по губам Лисы сало. Приди я к вам к кому-нибудь, что бы вы сказали? Садись, Енот, угощайся. А Лиса и не видит будто, что я пришел. Ест себе и ест.
Не выдержал я, попросил:
— Дала бы ты и мне, Лиса, кусочек пожевать.
— Ты вроде что-то сказал? — спрашивает Лиса а сама быстрее есть начала. — Что-то мне последнее время уши закладывать стало. То хорошо слышу, а то плохо.