- Ты и впрямь думаешь, жаба бородавчатая, что я ноги била, у Коварны в рабстве была, чтобы о твоей красоте теперь заботиться? Ишь, замуж ей захотелось. Да пока отворотного зелья не дашь, не уйду отсюда!
- Улетишь! - хохотнула Дива и дернула за шнурок, свисавший с потолка. Послышался глухой звук, словно катили что-то тяжелое.
- Окно распахни, - рявкнул на сестрицу Змей, - стекла переколотят.
Дива подскочила к окошку, отворила его, в тот же миг с потолка скатилось тяжеленное чугунное ядро и упало на край скамьи. Та часть, на которой сидели Марфа, Поля и Гостюшка резко поднялась вверх, и все трое с визгом вылетели в окошко.
- И без гривны не возвращайтесь, - Дива стояла в окошке и медленно махала платочком на прощанье.
- И с гривной не возвращайтесь, - ухмыльнулся Змей. Но получив оплеуху от сестры, умолк.
Марфа с девочками плюхнулись на землю далеко за кучами мусора.
- Не прорвешься, - Марфа охнула и с трудом встала на ноги, - и метелку назад не отдали. Куда мы без метелки-то.
- В белый свет, - послышался далекий насмешливый крик. - Крышу ищите золотую.
Наши путницы шли да шли, били ноги о камни дорог, мокли под дождём, мучились жаждой, крапива их стрекавила, солнце жгло. Холодней становились ночи, по утрам туман скрывал дорогу, лето закатилось, как солнышко на покой.
В пути Марфа бубнила и жаловалась без остановки. У Поли и Гостюшки на одно слово сил не хватало. Вечерами просились на постой. И в чужих домах Марфа не унималась. Если хозяева клали её на печь, ныла, что от жару всю ночь глаз не сомкнула, коли бросала пук соломы у порога, жаловалась, что простудилась, спину ломит. Недовольна была Марфа и едой, что хозяева ставили на стол. Пока Поля и Гостюшка молча выскребали чугун. Марфа бубнила что каша горелая или сырая, хлеб вязкий к зубам липнет или до того сух, что в горло не лезет. Не однажды разгневанная хозяйка выгоняла странниц из дома. Поля и Гостюшка плакали, а Марфа со слезой в голосе восклицала: За правду страдаю, за правду!
- Тётка Марфа, - не выдержала раз Поля, - ты хоть за правду, мы-то за что?
- А-а-а-а, - Марфа подняла вверх руки и затрясла ими, - ты, Полька рыжая, налегке идёшь, Ксюшка, как козлёнок скачет. А я-то, я Васяточку ненаглядного несу. Он у меня мужик справный, весу в нём, как в хорошем жеребце. С дороги и пушинка тяжела кажется, а я сколько дорог исходила, тело полное отощало, лицо белое спало. Увидит меня мой Васяточка, не признает. И по сыночку сердце исстрадалось. Вы ночь спите, а я думаю, как моя деточка одна, не сгрызла ли его мышь, не оплёл ли паутиной паук? Ох, не вернуться нам домой, не расколдовать мне сыночка ненаглядного, не заглянуть в ясные глазки, не поцеловать в тёплую макушечку.
Марфа смахивала слёзы с обвисших, похудевших щёк. Наконец, успокоилась, высморкалась в подол юбки, достала из-за пазухи полено, любовно погладила его, чмокнула.
- Скажут мне сейчас, ступай, Марфа, домой, я и отвечу: и не знаю, в какой стороне дом.
- Я знаю, - молвила Гостюшка, - На восход солнца мы вышли, на закат возвращаться будем.
- Умна-ая, - покосилась Марфа. - Рано нам домой. Со стыда сгореть с пустыми руками ворочаться. Грех о себе думать, мужиков спасать надо. А тяжко как! Ноги синие, распухшие, пяточки потрескались. Поля и Гостюшка переминались с ноги на ногу, девочки тоже были босиком.
- У вас ноги синие, да щёки розовые, - продолжала кричать Марфа, - а я, а я!
Тётка закрыла лицо руками и завыла:
- И крыши золотой в помине нету, уж на что князья и у них на теремах тес. Где такую искать, в какое царство идти?
Поднялся ветер, был он холодный и резкий. Ветер натянул тучу, взял её как тряпку и выжал ледяным дождиком на головы странниц.
- Не Ветерочек ли Коварнин дружочек балуется, - сжалась Марфа.
Укрыться было негде. Гостюшка и Поля прижались друг к дружке. Девочки даже если б и захотели не могли вымолвить не слова.
Марфа достала коварнин лоскут и повязала поверх платка.
- Может так потеплей будет.
Замёрзшее лицо Марфы преобразилось, на округлившихся щеках выступил румянец, большие глаза заблестели.
- Д-д-д-д, - затряслась тётка.
- Что с тобой? - всполошились девочки.
- Д-д-дым, не видите что ли, слепухи?
Марфа повеселела и бодро зашагала по тропинке, ведущей к дому. Тропинка была норовистая и несговорчивая, подсовывала под босые ноги незваных гостей камешки, проваливалась ухабами кошкой выгибала спину.
- Врёшь, удержусь, - пыхтела Марфа.
Девочки подхватывали друг друга, поддерживали тётки, сойти с тропинки ни у кого не было желания, потому что по краям росли терновые кусты в сизых ягодах и длинных колючках.
Дождик моросил, спутницы подошли к дому промокшими. Домик стоял под почти облетевшей березкой, удивленно хлопал ставеньками.
- Нашли! - радостно воскликнула Гостюшка, - крыша-то золотом усыпана, да щедро как!
- Тьфу, - сплюнула Марфа, - листочки березовые на крышу упали, какое тебе золото.
- Осеннее, - ликовала Гостюшка, она схватила за руки Полю и девушки закружились.
- Уймитесь, плясухи, - одернула их тетка и дернула за ручку двери. Та было подалась, но кто-то с другой стороны потянул её на себя.
- Девки, тяните сильней, - загудела Марфа, - у меня от этого дожжа всё нутро отсырело.
Поле и Гостюшке тоже хотелось отогреться, поэтому они крепко ухватили замёрзшими пальцами ручку. Гостюшка повисла на ней, ногой упираясь в стену.
- Э-эх! - утробно крикнула Марфа, - не сдавайтесь, девки.
Стой стороны двери отпустили ручку, и троица, не ожидавшая этого, покатилась на землю.
Из двери высунулся острый нос, послышалось хихиканье, и дверь бы захлопнулась, если б Марфа с невероятной ловкостью не вскочила на ноги и не вцепилась бы в нос хозяина.
- Стой, злыдень! Заморозить нас захотел? Ах, ты, душегуб. Мы, бедные, несчастные странницы, ищем пристанища, а ты двери отворить не хочешь? - Тетка привычно выудила из-за пазухи полено и стукнула хозяина по лбу.
Послышался писк, стук чего-то падающего, Поля и Гостюшка поднялись на ноги, переглянулись и шагнули в избу вслед за Марфой. Тетка подскочила к печи, хотела погреться, но скривилась: холодная!
- Не топил либо? - тётка повернулась к хозяину. Это был тщедушный старичок со свалявшейся в мочало седой бородой. - Сама ж видела, дым из трубы шёл.
- Глазастая, - хихикнул старичок, - да не шёл дым из трубы.
- Вот, этими двумя глазьями видала, - тётка ткала двумя пальцами себе в глаза.
- Давай спорить, - предложил старичок и протянул ладонь. - Проспоришь, убирайся отседова.
Марфа было раскрыла рот, чтобы сказать "давай", но передумала:
-Ишь, большой палец у тебя кренделем-то загибается, так только у хитрецов бывает, не стану с тобой спорить.
Поля и Гостюшка облегчённо вздохнули, девочки боялись, что Марфа проспорит и придётся уходить из избы. Стоять на холодном земляном полу было неуютно, девочки осматривались, куда бы присесть, но единственная лавка была занята книгами. Они лежали друг на друге в несколько рядов. Марфа двинула мощной дланью и книги полетели на пол, подняв клубы пыли.
- Ты чего творишь-то? - опешил старичок, - по какому такому закону в чужом доме хозяйничаешь, деревенщина неучтивая.
- А по такому закону, что я гостья!
Поля и Гостюшка подобрали книги, сложили стопкой на лавку и сели на освободившийся краешек. Старик загляделся на Полю, поводил длинным носом и пробормотал: нет, не подходит.
- Ты чего там бормочешь, дедок? Ох странный ты. И дым непонятно откуда шёл. И пахнет у тебя здесь чем-то, не пойму. Что ты за человек?
- Вот откуда дым шёл, - хмыкнул старик и сыпанул в котелок горсть травы. Из котелка повалил дым.