- На небе, - задрожала Марфа, - ой девки-и, - нараспев затянула она, - бабка-то померла.
- Дура! - в сердцах выпалила старуха, её глаза полыхнули. - Молчи, бестолковая, и слушай, пока охота у меня не пропала рассказывать. Живу я в облачном тереме. Видали вы облачные белоснежные дворцы, на закате их обливает пурпуром солнце. Я, облачная королева, возлежу на подушках. Есть у меня волшебное зелье, благодаря ему, человек становится лёгким и может жить на облачке.
Марфа перестала стучать зубами.
- Девки, - обернулась она к Поле и Гостюшке. - Зря мы бабку боялись. Слыхали, чего наобещала, на подушках облачных, говорит, валяться день-деньской будем, солнышко обогреет, месяц сказку расскажет. Да я согласная, вот только Васятку расколдую.
- Ещё раз дура, - фыркнула старуха. - Кто тебя на подушки-то положит. Линялое облако тебе под спину. Твои товарки у меня по радуге с вёдрами бегают, из речки воду носят, а ты крепкая, будешь в кузне молнии ковать.
- Баба и в кузне? - изумилась Марфа.
- А что делать, если по лесу одни бабы да ребятишки шастают. Да и не нужны мне мужики, беспокойства от них много. Мне войско не требуется. Его кормить, одевать надо, опять же плати. А облачным рабам ничего не надобно. Подплывет мой облачный терем к столице, воды в тёмные тучки много уже набрано, половину домов смою, вот напугаются жители, а потом, тех, кто остался буду молниями и огненными шарами жечь. Такого страху наведу, что никто не посмеет поперёк и словцо вымолвить. Буду я Русью править.
- Да куда тебе, - усмехнулась Марфа, - вон тебя ветром, так и относит.
Лёгкий ветерок и впрямь приподнимал старуху над землёй.
- Пожую чёрного хлебушка, мигом потяжелею, сила земли в нем великая.
- А тебя, златокудрая, - старуха не мигая уставилась на Полю, - особую работу задам. Есть у меня рабыни, волосы у них и красные, и медные, и цвета пшеницы, а таких, как у тебя нет. Будешь ты у меня ткачихой, радугу ткать.
Старуха пошевелила веретеном, тонкая нить взлетела в воздух, оплелась вокруг талии девушки, образовав плотный и прочный пояс. Поля хотела было сорвать ее, но порезала пальцы.
- Дурёха, - прошипела старуха, - ты разве не видала, что с бабой случилось. Не хватай нитку, а то без пальцев останешься, мне такая раба не нужна.
Светало. Старуха плюнула на свечу, та погасла, и медленно поднялась в воздух. Тёмное платье старухи распахнулось огромными крыльями. Старуха взмахнула крыльями и поднялась в воздух, Поля, на нитке тоже поднималась.
- Высоко, страшно мне! - кричала девушка.
- Глаза закрой, дурёха, - хохотнула старуха. - На облако тебе нельзя, тяжела ты, здесь тоже не оставлю. Спрячу пока.
Старуха слилась с тёмным небом. Плач Поли затих, Марфа и Гостюшка остались одни.
- Улетела Полька, - вздохнула Марфа, - ну и нам домой пора.
Марфа было повернулась, чтобы уйти с поляны, но натолкнулась на гладкую стену кокона, сплетённого старухой.
- Без Поли не пойду, - сказала Гостюшка.
- Ещё чего, - отмахнулась Марфа.
- Не пойду, её спасать надо.
-Охота тебе Польку вызволять - давай. Топай на небушко, а я домой, потороплю Фотьку с Фёклой, пускай к колдунам отправляются. Правда, милый? - Марфа достала из-за пазухи полено и громко его чмокнула. - Видишь, Васяточка, - пожаловалась Марфа, - наплела паучиха гладких стен. Слышь, Ксюшка, - недоуменно развела руками Марфа, - да мы как в колодце. И стена гладкая, не вскарабкаешься, а вскарабкаешься до крови порежешься. Чего делать-то?
- Хи-хи, - послышалось сверху. На нитке, тянувшейся из розового облака, как на качелях раскачивалась старуха. Ее длинные седые волосы опять были распущены и при движении вздымались вверх, как полотно, когда его встряхивают.
- Польку куда дела? - задрала нос Марфа.
- Спрятала. Похлебает кисельку, через денек другой лёгонькая станет. Сама в небо поднимется. И вы, девки, вволю ешьте.
Старуха окунула руку в облако, достала миску, горшок и половник. Миску бросила на землю под ноги Марфе и Гостюшке, помешала половником в горшке, прищурилась и ляпнула большой ком в миску.
- Налетайте, девки, - захохотала старуха, - жду вас к себе.
Старуха поднялась на нитке в облако.
- Хорошо ей, - прошептала Марфа, - лежит себе в облаке на подушках, а мы заперты.
- Взяла бы я из дома колечко, - прошептала Гостюшка.
- Какое?
- Да так.
Марфа окунула палец в миску, брезгливо сморщив нос, понюхала варево.
- А пахнет хорошо! Ой, вкусно-то как! Сладенько!
- Не ешь, тетя Марфа. Ты же слышала, как старуха говорила, что легкими от этой еды делаются.
Марфа зачерпнула ладонью варево и отправила в рот.
- Пузо так подвело, что угодно съешь. Все равно из этого колодца не выбраться. И ты ешь, Ксюшка.
Гостюшка замотала головой.
- А Польку как выручать собралась? Ты с земли ее не достанешь.
Гостюшка подумала, вытерла слезы и тоже зачерпнула ладошкой варево.
- Ох, прямо летать охота, - Марфа похлопала себя по животу. - Вот пища у старухи странная. Я дома как хлебова наемся, так и встать лень, а после старухиного киселя и легко и свободно.
Марфа высоко подпрыгнула и заверещала от удовольствия.
- Гляди-ка, Ксюшка, как на качелях.
"И чему радуется, глупая", - подумала Гостюшка. Девочка тоже чувствовала в теле необыкновенную легкость, но это ее не радовало.
- На, еще поешь кисельку, - старуха выглянула из облачного терема, - а то тяжеловата.
- Да я как перышко, вот карга бестолковая, - ругнулась Марфа.
- Перышко полетает, полетает и на землю упадет, а тебе на облачке жить нужно. - Старуха ляпнула в миску еще ком киселя. - Ешьте, девки, вволю. А тебе, толстомясая, я еще припомню и глухую, и слепую, и каргу. Я ничего не забываю.
Старуха зевнула, помотала головой, потянулась и скрылась в облачном тереме.
- Давай, грози, - Марфа принялась уписывать кисель за обе щеки, - Сейчас поднимусь над стеной, на ту сторону перекачусь да и убегу, ищи меня бабка.
Марфа доела кисель, не спросив Гостюшку не хочет ли та еще подкрепиться, оттолкнулась ногами от земли, взвизгнула и поднялась над стеной.
- Ой, Ксюшка, прощевай, в Скородумовку я полетела.
- Смотри об землю не расшибись, пташка, - старуха высунула нос из облака. - Прожорливая какая, никто на первый день в небо не поднимался. Две миски киселя за раз уплела, Не прокормишь тебя.
- Свое теперь есть буду, не печалься, старая, - Марфа взмахнула руками, перекувыркнулась в воздухе.
- Ишь, молодайка выискалась, - прошипела старуха, ловко кинула тонкую прочную нить, она обернулась вокруг пояса Марфы. Старуха дернула за нить, втянула раскричавшуюся от возмущения бабу в облако.
Слизистый ком шлепнулся в миску.
- Поешь, девка, - крикнула старуха из облака, - а я пока твою товарку на работу определю.
Гостюшка села на травку, хлюпнула носом и уткнулась лицом в коленки. Послышалось ласковое воркование и хлопанье крыльев. Сизая голубка села на плечо девочки, гостюшка открыла глаза, вытерла слезы.
- Голубушка, миленькая, прилетела. Как ты меня нашла? Ой, да тяжелая ты какая, или это я легкая стала.
- А что у тебя в клювике? - Гостюшка подставила ладошку, и в нее упало тоненькое колечко.
- Ох, маменька передала. Милая голубка, знала бы, как мне хочется увидеть маменьку, в глаза ей заглянуть. Лети, голубушка, поцелуй за меня маменьку.
Голубка заворковала, взмахнула крыльями и улетела.
Гостюшка провела кольцом по стене, появилась дверь.
- Толкну ее сейчас, - проговорила девчушка, - и смогу убежать от страшной старухи, из этого леса. Вернусь в родную Скородумовку и никто меня за это не осудит, никто не скажет струсила, мол, Гостюшка, бросила в беде подружек своих. И только один человек попрекнет: я сама, так и буду думать о Поле, о Марфе. И после того, что здесь произошло, посмеют ли бабы в путь пускаться. Или так и будут поленья обнимать и гладить и слезы над ними лить. Ну уж нет, никуда я не пойду.