— Струсил! Кричит от страха! — торжествуя, заявила Вуппи. Поезд затормозил, остановился.
— Ну, что я говорила?
Множество людей высыпало из вагонов.
— Он рожает живых детенышей, — важно пояснила Вуппи и с любопытством подлетела поближе, чтобы ощупать хоботком новорожденных.
Попала в утробу поезда, там села на бутерброд с колбасой, который балансировал на коленях у вагонного эмбриона.
Транссибирский экспресс поехал дальше, в Челябинск, в Иркутск. Рядом с бутербродом лежала стеклянная бутылка с кофе, закупоренная пробкой. К краю пробки прилипли две аппетитные сладкие капельки. Однако добраться до них мухе помешали суетливые пальцы господина Пагеля, торговца зерном. Он старался вытащить пробку. Пробка не поддавалась, и тогда он протолкнул её карандашом и отхлебнул кофе. Увидев, что пробка со вкусными капельками исчезла, муха метнулась за ней в бутылку. Тут её подхватил водоворот, и она лишилась чувств, а когда пришла в себя, то оказалось, что она плывет. Как когда-то в луже, что была возле цветка одуванчика. Инстинктивно она догадывалась, да и от бабушки кое-что слыхала, об опасностях воды. И была несказанно счастлива, завидев вдали пробковую сушу; достигла её, выбралась на берег, мигом набросилась на сладкие капельки. И вытиралась при этом задними лапками.
Пагель заткнул бутылку бумагой и сунул на багажную полку, немного почитал, потом задремал.
На шестой день пути, в Сретенске, в купе вошла стройненькая девушка-казачка. Коммерсант принялся раздумывать, как бы начать с ней разговор, но тут, через шесть дней каких-нибудь, в Хабаровске, девушка сошла с поезда.
Ужасные вещи пришлось вынести мухе за эти долгие мушечьи годы, проведенные в бутылке. Землетрясения, тайфуны, шторма, кошмарные водяные смерчи. Вуппи сделала открытие в области естественных наук: уровень бурой лужи вокруг пробкового острова понижался после каждого смерча.
Уже не раз пыталась покинуть остров перепуганная муха. Она даже решила начать новую жизнь и стать скромнее. Но, пролетев известное расстояние, непременно ударялась в стену заледеневшего воздуха, сквозь которую можно было всё видеть, но нельзя было прорваться. Всякий раз муха думала, что ею был избран неверный путь, но всякий раз убеждалась, что везде её ждет одно и то же.
Не доезжая пятнадцати верст до Владивостока, поезд остановился из-за поломки оси. Коммерсант открыл окно, желая узнать, что случилось. Потом открыл бутылку, желая утолить жажду. Но прежде чихнул. В сей мушиный день Вуппи, подхваченная воздушным потоком, нашла наконец выход и очутилась вдруг на лугу — на лугу своего детства.
Избежав опасности, она сразу же преважно надулась.
Странное дело! Цветы стали совсем другими. Сколько же времени, в самом деле… Похоже, что… Вуппи погрузилась в философические раздумья. Гм-гм! М-да… Поразительно! Впрочем, это же совершенно ясно! Но сколько же времени прошло с тех пор? Безуспешно искала Вуппи друзей детства. В конце концов она повстречала старую навозную муху, родом из Дохлого Кролика, — Тоббольда, или как его там, — невежественного пролетария. Но любопытства ради она заговорила с ним:
— Ну-с, папаша Тоббольд, что, видно, старость не радость?
Старикан не ответил, только выпучил глаза. Судя по всему, он выжил из ума, ибо внешний облик его жутко изменился. Но Вуппи встретились и другие мухи, и все они молчали, словно воды в рот набрав, и всё жутко изменились внешне. Вуппи недоумевала — выходит, целое мушиное поколение выжило из ума? Она углубилась в размышления: «Итак, я, Вуппи, поставила научную проблему — может ли целое поколение мух выжить из ума? Поскольку мухи-соплеменницы явно не способны поспевать за смелым полетом моей мысли, то отсюда следует, что я… Ах нет, из гениальной скромности я умолкаю…»
Великие мании развивают некоторые положительные способности. На расстоянии в целых двадцать метров от себя Вуппи сумела распознать грозную опасность, известную ей с юных лет, а кроме того, из бабушкиных сказок: лягушку-квакшу. Вуппи не ограничилась тем, что обезопасила свою жизнь, она устроила квакше испытание, желая определить уровень её умственного развития. Она кружила на высоте вероятно-возможного лягушачьего прыжка, раздражая квакшу издевательским смехом. Та квакала сперва яростно, потом — всё тише, всё трусливей. В сей достославный час Вуппи довелось пережить смертельный испуг. На расстоянии вытянутого мушиного хоботка мимо промчалась, со свистом рассекая воздух, Ласточка. Вуппи кинулась наутек. Ласточка — за ней. Вуппи села на ветку. Ласточка тоже. Сердце у Вуппи стучало, едва не разрываясь.