Насытившись, первая змея шептала ей на ухо:
— Почему у Роты так хорошо растут цветы, а у тебя не растут?
И Керста загоралась такой завистью, что растоптала бы весь цветник Роты, не будь высокой изгороди вокруг ее сада.
Другая змея нашептывала:
— Если бы у тебя выросли такие цветы, ты могла бы отвезти их на рынок и продать. И сколько бы ты денег выручила!
«Ах, деньги, деньги — как нажить много денег?» — ломала себе голову Керста.
Если к ней во двор заходил голодный странник и просил кусок хлеба, третья змея спешила подсказать ей:
— Ты своего добра ему не давай. Пускай хоть с голоду подыхает, а ты не давай.
Странник уходил просить хлеба в другие дома.
Наоборот, если Керста, навещая родственников, заставала их за обедом, то четвертая змея подзуживала:
— Садись за стол и набивай пузо. Тут наешься, дома больше останется.
И Керста наедалась до отвала — прямо живот лопался.
Пятая змея шипела своей хозяйке на ухо:
— Зачем тебе работать? Пускай мать за тебя спину гнет, а ты лучше понежься в мягкой постели.
Керста валялась в постели, пока шестая змея не начинала сновать язычком по ее губам и подначивать:
— Там соседи уж больно согласно живут. Попробуй-ка перессорить их.
И Керста вставала и шла к легковерной и болтливой Бабенке, у которой язык висел на одной ниточке.
— Слушай, Бабенка, я видела, как муж нашей соседки ночью к Роте в окно лазил.
Стоило Бабенке только услышать это, как язык ее сразу начинал метаться из стороны в сторону. Она рысцой кидалась в соседний дом.
Самой страшной была седьмая змея. Та шипела Керсте в ухо:
— Постарайся испортить людям жизнь. Сделай так, чтобы они ни днем ни ночью покоя не знали.
И Керста придумала. Привязала собаку на коротком поводке и так поставила кормушку, чтобы той не дотянуться.
День-деньской собака отчаянно лаяла, а по ночам так жутко завывала, что у соседей мурашки по спине бегали.
Такова была змеиная хозяйка, которой Рота не давала ни одного цветка.
Может, Рота счастливо прожила бы свою жизнь, вышла бы замуж, вырастила бы детишек, если бы в те времена не началось поветрие — охота на ведьм. Волна его прошла по всем землям, начиная со страны, где солнце заходит, и кончая страной, где оно встает.
И знатным господам, правившим в том поселке, где жили батрачка Мадара с дочерью Ротой, пришла грамота с печатями от еще более знатных господ, приказывавших доложить, сколько изловлено в поселке ведьм.
Господа долго ломали себе головы над тем, где взять ведьм, ибо не было замечено, чтобы кто-нибудь летал на помеле красть месяц, и не слышно было, чтобы у кого-нибудь сглазили скотину или ребенка. Но хочешь не хочешь, а ведьму подавай. И господа объявили крупную награду тому, кто укажет ведьму.
Тут-то все семь Керстиных змей враз зашипели ей на ухо:
— Ну, наконец, ты можешь отомстить этой гордячке Роте. Сходи к господам, скажи, что она ведьма, и тебе еще денежек за это дадут.
Змеиная хозяйка словно только того и ждала. Очертя голову она побежала к господам и чего только не наплела им о Роте:
— Почему цветы у нее так растут? Колдовство! Почему птицы ей служат? Колдовство! Почему она всегда песни поет? А почему бы ведьме не петь!
Господа обрадовались, что нашлась ведьма, и тут не помогло даже заступничество всего поселка. Господа не поверили ни одному честному человеку, а поверили змеиной хозяйке.
Роту сожгли на костре, и господа смогли доложить, что в их владениях наведен полный порядок.
Весною из дальних стран прилетели птицы и постучались в окошко Роты. Они принесли семена и очень удивились, когда, вместо их доброй Роты, им открыла согбенная старушка.
Мадара, мать Роты, посадила семена в цветочный горшок, и из них выросли огненно красные цветы.
— Милые цветики, вы точно как щечки моей Роты. Будете бальзамом для моего больного сердца.
Каждого, кто сочувствовал ее тяжкому горю, мать Роты наделяла семенами бальзама. И так вскоре на окнах всех батрачек засияли красные цветочки — бальзамины.
ПИОН
Пиония уже собралась выйти замуж, когда умерла ее мать, оставив шесть душ детей. Что делать, как быть? Любовь влекла к суженому Симеону, но обещание, данное матери, и забота о меньших братьях и сестрах крепко держали ее в отцовской лачуге. Неужто Симеон не поймет этого?
— Потерпи год-другой, скоро сестра подрастет и будет за меньшими ходить, — сказал отец Пионии, и она покорилась. Но когда сестра подросла, у нее оказался верный жених, и она так плакала и молила Пионию не разбивать ее счастья, что старшая сестра согласилась еще несколько лет повременить.