Выбрать главу

Наш Писатель, разумеется, не подозревал о бесконечных беседах или препирательствах, проходивших в его кабинете с утра до вечера.

По вечерам, когда он включал Настольную Лампу, она просыпалась. А если, уходя из кабинета, Хозяин забывал выключить её, что последнее время случалось нередко, то все наперебой спешили рассказать Лучезарной новости.

При пробуждении общей любимицы кабинет преображался. Ажурный абажур Лампы словно кружевами покрывал стены и потолок. И всё делалось ярким и нарядным. А Хрустальный Стакан сверкал всеми гранями.

— Ах! Что будет вечером, когда Лучезарная проснется? — промолвил Стакан.

— Но может быть не стоит рассказывать ей? — задумчиво произнесла Самая-самая.

— Погодите, подождите, — пропищал Пузан, — я что-то ничего не пойму, но вначале надо всё же познакомиться. Значит всех вас зовут хлам. А что такое свалка?

— Помолчи, глупыш. Нам сейчас не до тебя, — проворчал Сам-сам-самыч, — подумать только!!! Мы — хлам, а я оказывается ещё и урод!!! Неужели и правда — я урод? А вы от меня не только скрывали это, но ещё и называете Сам-сам-самычем!

— Ты внушительный, мудрый и благородный, — ответила ему Самая-самая.

— А нас-то! Нас всех! Ужас! Какой стыд! Какой позор! — затараторили близняшки Ручки, подпрыгивая от негодования и толкая двухцветный Карандаш. — Эта Красотка посмела назвать нас хламом! Правда, мы не знаем — что это такое, но свалка… О свалке мы слышали. А сама-то она, сама-то!!! Откуда вдруг взялась?

— Откуда бы Красотка не появилась, но Хозяин не очень-то защищал нас, — пробурчал Карандаш.

— И даже тебя, Самую-самую, его любимицу, Красотка причислила к хламу, — грустно продолжил Телефонный Аппарат.

— Не понимаю… Значит хлам — это плохо. И вас зовут не хлам? — снова пискнул Пузан.

— На него нельзя обижаться, — сказала Пишущая машинка, — я знаю, что он — Мыльный Пузырь. Давным-давно сюда частенько залетали такие. Они красивы, но живут чуть-чуть… сильный ветер или что-нибудь острое и… нет его. Просто лопнет.

От этих слов Мыльный Пузырь закатился в угол.

— Не успел появиться на свет и вот… конец, — подумал он и впал в отчаяние.

Все молчали. А Хрустальный Стакан всё размышлял — как спасти Лучезарную. И утешал самого себя тем, что Красотка, увидев проснувшуюся Лучезарную, полюбит её и оставит на Письменном Столе. Но вдруг она выбросит и Стол?..

За окном стало пасмурно, словно погода горевала вместе со всеми в этом кабинете.

Но вот наступил вечер.

Появился Писатель. Один. Включил Настольную Лампу, погладил клавиши Пишущей машинки, провел рукой по Телефонному Аппарату, передвинул стопку Чистой Бумаги, Ластики и вышел. При свете Лучезарной всё, как всегда, стало ярким и красивым. Но непривычная тишина удивила Лампу.

Тут из угла выпрыгнул Мыльный Пузырь, подкатился к Лучезарной и засверкал, переливаясь всеми цветами.

— Откуда ты взялся, такой красавец? — изумилась Лучезарная. — Теперь я поняла почему все молчат, почему не торопятся, как обычно, рассказать мне новости — ты поразил их своей красотой!

Забыв о недавнем отчаянии, Мыльный Пузырь завертелся на месте и стал ещё наряднее.

Хрустальный Стакан страдал от ревности и от того, что Лучезарная скоро узнает…

— Я, Мыльный Пузырь, — пискнул Пузырь, — и мог бы всех веселить, если б…

— Не время веселиться, — вмешался Стакан ревнивец.

— Да, да! Если б могли мы что-то придумать для на-шего спасения, — сказала Самая-самая.

— Боюсь, что поздно, — сказал Сам-сам-самыч.

— А что случилось? Какая беда? — удивилась Лучезарная, — вы все такие милые! И каждый вечер я очень рада встрече нашей. Мне так приятно согревать вас, светить и любоваться вами, рассказы слушать ваши и речи мудрые Самой-самой и Сам-сам-самыча, и милый говорок проказниц Ручек, и шелест ласковый Бумажной Стопки, и шопот Ластиков…

— Меня не замечает, не вспомнит обо мне, — страдал Стакан Хрустальный, — теперь милее для нее пузырь нарядный.

— А грани Хрустального Стакана, — сказала нежно Лампа, — взгляните — как они сияют, как радуют нас всех, да и малышка этот яркий, что Мыльным Пузырем себя назвал…

— Ты, Лучезарная, ещё не знаешь — что приготовила для нас Красотка, — не удержались Ручки, — на свалку нас, как мусор…