Выбрать главу

«Конечно, сумрачные, ветреные дни гораздо лучше, чем тёплые, солнечные, но сегодня погода уж слишком разгулялась», — сказал сам себе О-Бакэ-тян, тяжело дыша.

Сколько он летел, неведомо, только увидел наконец одинокий огонёк — это была платформа станции.

«Станция! Наконец-то я добрался! Расскажу всё дежурному по станции и спасу людей».

О-Бакэ-тян припустил ещё быстрее и влетел на платформу.

Никого нет… Он поспешно заглянул в ворота у входа на перрон. Никого. Здание станции не освещено, дверь закрыта.

Платформа пуста, на станции — ни души.

Глава одиннадцатая

Внуши ему

— Эй! — крикнул О-Бакэ-тян, но никто не откликнулся, хотя на платформе кое-где горел свет. В ответ он услышал лишь шум дождя. — Есть кто-нибудь? — снова крикнул О-Бакэ-тян, пролетая по платформе. Наконец он не выдержал и плачущим голосом спросил: — Неужели никого нет?

И тут из-под тёмного здания высунулась мышь.

— Послушайте! Эта станция без людей.

— Без людей? А что это значит?

— Никого нет. Здесь в горах жителей мало. Видно, экономят…

— А кто же зажигает огни на платформе?

— Они сами по себе зажигаются вечером и сами гаснут утром, а отчего — не знаю.

— Гм… — О-Бакэ-тян рассеянно глядел на ночную платформу, где ярко горели электрические лампочки. Как же льёт этот дождь! — Странная станция! Я не знал, что такие бывают.

О-Бакэ-тян огляделся. Ни одного огонька окрест. Может, оттого, что глухая ночь и все спят, а может, оттого, что дикие горы кругом.

— Понятно. Тогда я пойду к другой станции. До свидания, Мышка-сан.

И О-Бакэ-тян снова полетел. Летел, летел — ничего не видно. Вдруг впереди забрезжил огонёк.

— Вот хорошо! В этом доме люди ещё не спят. Расскажу им про обвал. Пусть поспешат на помощь.

И О-Бакэ-тян ловко проскользнул сквозь дверную щель.

В доме при зажжённом свете крепко спал на боку какой-то человек.

— Добрый вечер! Я не чудище. Я — О-Бакэ-тян. Привет кошке! — учтиво представился О-Бакэ-тян. Потом закричал что было мочи: — Дяденька! Проснитесь! Прошу вас, встаньте! Поезд в туннеле засыпало. Обвал!..

Но человек не проснулся. Он только пробормотал что-то невнятное.

— Ну сколько можно вас будить! Дяденька, вставайте! Поезд засыпало. Раненый есть…

Человек снова пробормотал что-то совершенно невразумительное.

О-Бакэ-тяну захотелось плакать.

— Ладно! Стану холодным как льдышка и усядусь тебе на грудь.

И О-Бакэ-тян стал холодным как льдышка и уселся на грудь мужчине. И что бы вы думали? Мужчина вдруг схватил О-Бакэ-тяна, посадил себе на лоб и промычал: «Ах, как хорошо! Спасибо!» — и опять заснул.

И О-Бакэ-тян, устав уговаривать этого человека, заплакал, сидя у него на лбу.

— Папа! Мама! Что же делать? — твердил он, всхлипывая. — Что делать? Я не знаю.

И тут издалека донёсся папин голос:

— Внуши ему! Внуши! Вот что нужно.

— Понял, — сказал О-Бакэ-тян, всё ещё всхлипывая.

Он вспомнил. Так однажды было. Люди решили вырубить их рощу. Как ни старались о-бакэ выгнать людей из рощи, ничего не помогало. Тогда папа О-Бакэ внушил людям мысль о том, что нельзя рубить деревья, и люди ушли.

— Папа! Я попробую. Как получится, не знаю, но попытаюсь.

И О-Бакэ-тян, сидя на лбу у человека, крепко закрыл глаза и стал думать только о поезде, замурованном в туннеле, о жалобных стонах машиниста, о том, как ждут все спасения. Он думал только об этом.

И почему-то стал таять, делаться всё прозрачнее и прозрачнее.

«Проснись! Проснись! Помоги людям. Спаси машиниста! — думал он непрерывно. — Ой! Похоже, я испаряюсь?! Может, я умру…» — подумал О-Бакэ-тян, и тут человек проснулся и, словно высматривая кого-то, сказал:

— Странно! Я видел во сне, будто поезд, который ведёт мой сын, завалило в туннеле. Может, это не сон, а кто-то сообщил мне всё это наяву? Ой! Я чувствую. Я чувствую: мой сын страдает! Он ранен. Потерпи, сынок! Я иду.

Мужчина вскочил на ноги, натянул пальто, надел фуражку.

— Пойду на станцию. В такой ливень не мудрено и обвалу быть. Что-то тревожно мне, на душе неспокойно.

Он натянул сапоги и выбежал в дождь.

— Вот здорово! Просто удивительно! — прошептал чуть слышно упавший на пол О-Бакэ-тян. Он стал совсем прозрачным и весь съёжился, как осенний листок. А машинист-то, кажется, сын этого человека. Надо скорее вернуться в туннель, сообщить, что помощь идёт…