И всякий раз при этих переменах, каждая из которых отдаляла сына от матери, таинственная нить растягивалась сильнее и причиняла боль материнскому сердцу.
Удивительной была эта нить. Тоньше волоска, она была прочнее каната. Невидимая для глаза, она вмещала в себе могучий поток любви, струившийся из сердца матери в сердце её сына. Сын питался этой любовью и не замечал её. Мать отдавала себя всю своей любви — и жила и была богата этим чувством.
Однажды сын уехал в город и не вернулся к тому дню, когда его ожидали. Ничего с ним не случилось; задержавшись по делам, он вернулся днём позднее, бодрый и весёлый. Но мать извелась в мучительном ожидании и ночью не сомкнула глаз.
— Нет, — сказала себе женщина, успокоившись, но вспоминая пережитое, — так не должно продолжаться. Моя любовь — моё мученье. Надо стать немного равнодушней, это будет всем на благо.
— Ты хочешь разорвать то, что протянуто между вашими сердцами? — спросила женщину беззвучно, но отчётливо фея материнства. — Изволь, я тебе помогу.
— Нет, нет! — испуганно возразила мать. — Я не так выразилась. Мне хотелось сказать, что моя любовь — мучительное блаженство, и я боюсь, что оно ослабнет.
Пришёл срок, и сын встретил девушку, которая по тайным законам жизни вдруг стала ему дороже матери. Мать знала, что так будет. И всё же, когда сын от неё уехал, она, таясь от всех, расплакалась. Снова натянулась невидимая нить, и снова боль пронзила её сердце.
В один прекрасный день мать вышла на улицу и увидела, что происходит что-то необычное. Все куда-то спешили, все говорили странные, пугающие вещи.
— Что случилось? — тревожно спросила мать у пробегавшей мимо женщины.
— Разве ты не знаешь? — удивилась та. — Война! На нас вероломно напали чужеземцы. Мужчины уходят защищать нашу землю.
Мать думала, что прежней связи, соединявшей её и сына, больше не существует. Однако оказалось, что это не так. Когда ушёл на войну и он, грудь женщины снова наполнилась тоской и тревогой.
А потом ей сообщили, что её сын погиб. Нить растянулась ещё раз — и оборвалась. У матери не было больше никого, и холод одиночества наполнил её сердце.
Прошёл год и, высушенная печалью, женщина умерла.
Случилось, однако, так, что весть о смерти сына оказалась ложной. Он был тяжело ранен и, попав в плен к врагам, долго у них томился. Выздоровев, он бежал из плена и снова оказался дома.
Известие о смерти матери потрясло его. Впервые в жизни он по-настоящему почувствовал, как дорога была ему мать. Словно что-то вынули из его груди, хотя он не мог понять — что. Придя на могилу матери, он припал к холодному бугорку и горько разрыдался.
Добрая фея материнства стояла тут же и гладила его голову, но он этого не замечал. Постепенно он понял, что вынули из его груди. Это была любовь его матери — та любовь, о которой мы никогда не думаем, но которая незримо охраняет нас, даже когда мы превращаемся во взрослых.
Как тяжело, когда это начинаешь понимать слишком поздно.
Вера, надежда, любовь
(Сказка воспоминаний)
У папы с дочкой была любимая игра: в «волшебное одеяло». Они садились с ногами на диван и прикрывались шотландским пледом. И начинали фантазировать.
— Давай сегодня полетим на Луну! — говорит Грета.
— Давай! Только сразу закрой глаза, чтобы не ослепнуть от солнца. В космическом пространстве оно знаешь какое яркое. Включаю двигатели ракеты, держись! Трах-тах-тах-тах! Всё, приехали, вылезай, мы на Луне.
Девочка оглядывается с напряжённым любопытством.
— А ты кто такой? — спрашивает она.
— Я — Лунный Царь. Здравствуй, девочка с Земли! Можешь ходить по моим владениям, только смотри, не шали очень.
— Накажешь?
— Накажу. Спущу на тебя крокодила, что живёт вон там, в кратере Альфонса. А он глотает всё, что попадётся, — камни, мусор, металлические предметы. На прошлой неделе проглотил будильник. Так с ним теперь и ползает. Ползает, а будильник в брюхе у него тикает.
— Вот и хорошо! Услышу тиканье — убегу.
— Не очень-то рассчитывай на это. На Луне воздуха-то нет. А когда ничего нет, звук не распространяется. Ничего ты не услышишь.
Однажды Грета заявила:
— Давай сегодня полетим к твоим сёстрам!
И показывает на фотографию, всегда стоящую у папы на столе.
— Нет ничего проще. Только к ним лететь не надо. Достаточно сесть на Корабль Воспоминаний.
— Ну, садимся скорее!