— Ты над однорукими старший? — спрашивает его Иван-царевич. — Какая плата за переезд?
— Правую руку тебе отсечем, вся и плата. Нас тут двадцать разбойников, ни у кого правой руки нет. Так пускай и у тебя не будет.
Тут ворон незаметно Ивану-царевичу сказал:
— Соглашайся, царевич. Только, чтобы старший здесь оставался, а плату чтоб на той стороне платить.
— Быть по-твоему, — сказал громко Иван-царевич старшему над однорукими. — Только ты сам тут оставайся, а платить на той стороне буду.
Вот переехали на ту сторону. Приступают перевозчики-разбойники к Ивану-царевичу с ножами, кричат:
— Плати, добрый молодец, за переезд! Давай твою правую руку.
А ворон царевичу тихонько говорит:
— Вели сперва ножи показать для выбора, а сам их через плечо кидай. Когда все перекидаешь, берись за меч.
Иван-царевич и говорит разбойникам:
— Чтоб мучаться меньше, выберу нож поострее.
Разбойники ему свои ножи дали, глазами посверкивают, серьгой в ухе помахивают. А Иван-царевич ножи пробует, да через плечо покидывает, приговаривает:
— Этот тупой, этот не остер, а этот с зазубриной.
Перекидал он все ножи и за меч свой взялся. Покатились разбойничьи головы.
Снова сел Иван-царевич в седло, а ворон — ему на плечо.
Ехали, ехали, совсем было духом пал Иван-царевич, да вдруг слышит, пчела над ухом жужжит:
— Не туж-жи, царевич! Покаж-жем тебе, где ж-живая вода.
Обрадовался Иван-царевич, протянул ладонь пчелке. Та села на нее, крылышки поправила, лапками посучила, и вышел у нее с царевичем уговор: Иван-царевич от пчелиного дупла медведя-вора отвадит, а пчелы ему потайной родник с живой водой укажут. Они сами из него воду берут, когда хлебы пекут. Оттого и род пчелиный не переводится.
Ухватила пчелка белую пушинку и полетела. Пушинку хорошо видать. Куда она — туда и царевич на коне, с черным вороном на плече.
Вот объехали лопухи, миновали куст черемуховый, проскакали мимо кочки и возле дуба встали. А медведь на том дубе сидит и мед пчелиный из дупла выгребает. Не столько меду ест, сколько детвы пчелиной губит.
Ворон нарочно громко Ивану-царевичу говорит:
— Какой казнью прикажешь вора-медведя казнить? Огнем спалить? Или живьем сварить? Или только шкуру с него спустить?
Испугался вор-медведь, никакой казни принимать не захотел и зарок дал никогда на этот дуб не лазить.
Отпустил Иван-царевич медведя и велел пчелам дорогу к роднику потайному показывать.
Полетели пчелы, полетели, клубочком, веселой тучкой, и привели Ивана-царевича к потайному роднику в густых лопухах. Рядом ковшик лежит.
Ворон-советчик и говорит:
— Дай-ка мне, царевич, этой воды ковшичек.
Зачерпнул Иван-царевич светлой воды ковшичек и ворону подал. Тот отпил глоток — заблестели на нем перья черной смолой. Отпил еще — приподнялись плечи, загорелись черным пламенем глаза. На сто лет помолодел ворон. И не надо бы больше пить, да молодой ворон еще отпил… и стал вдруг маленьким вороненком.
Посмеялся и погоревал Иван-царевич, да делать нечего, надо думать теперь, как живой воды в сухое царство доставить. Оглянулся Иван-царевич, а перед ним не конь стоит, а жеребенок ножками семенит. Пока он ворона поил да в кубышку воду наливал, конь из родника напился.
Однако тут бранить было некого, а себя неохота. Поймал Иван-царевич жеребенка, посадил за пазуху вороненка и пошел куда глаза глядят, куда ноги идут.
Шел, шел Иван-царевич и подумал: «А не бросить ли мне на землю вторую горошину? Ведь теперь мне без коня и советчика хуже некуда».
Бросил Иван-царевич на землю вторую горошину. И только упала на землю горошина, раздался гром, опустилась черная туча. В кромешной тьме завертело, уронило Ивана-царевича, а вскочил на ноги — светло и тихо. Глядит Иван-царевич: стоит он у крыльца, у дворца, в своем городе-столице. За пазухой у него вороненок пищит, рядом жеребенок копытцами топочет, в руках — кубышка с живой водой.
А вокруг плач и стон. Народу на площади видимо-невидимо. Кто пришел, кто приполз, а кого на себе принесли. Чтоб не так страшно помирать было, собрались все вместе. Детишки плачут: умирать не хотят. Старики плачут: детишек жалко.
Спохватился тут Иван-царевич, поскорей живую воду из кубышки на землю выплеснул. И сразу ударили из-под земли родники, побежали ручьи, потекли реки. Налились до краев озера, мигом зазеленели болота.
Все от радости ошалели, кинулись воду пить. Кто ковшом, кто ведром, а кто башку по уши в воду сунул, пузыри пускает.