На полдороге между Саронно и Леньяно, на опушке дремучего бора примостился Тихий хутор. В хуторе было всего три двора, и жили там одиннадцать семей. И еще там был колодец, один-единственный на все три двора. Странный это был колодец! Все у него было на месте, был и во́рот с ручкой, только не было на вороте ни цепи, ни веревки, к которой всегда прицепляют ведро, когда достают воду.
И все потому, что у каждой семьи были свое ведро и своя веревка. Ведро стояло в сенях, а веревка всегда висела рядом на гвозде. Если кто шел за водой, то вместе с ведром захватывал и веревку, а набрав воды, отвязывал ее от ворота и ревниво утаскивал домой. Один-единственный колодец и одиннадцать веревок! Если не верите, пойдите сами спросите, и вам, как и мне, расскажут, что эти одиннадцать семей никогда не жили в мире, вечно злобились друг на друга и, вместо того чтобы сообща купить одну хорошую цепь, прочно прикрепить ее к вороту и пользоваться ею на здоровье, сколько кому надо, загрязняли колодец землей и сорной травой.
Но вот загремела война. Всех мужчин, что жили на хуторе, призвали под ружье. Перед отъездом оставили они своим женам всякие распоряжения и, главное, наказали смотреть в оба, чтобы не утащили колодезную веревку.
Потом в Италию вторглись немцы. Мужчины были далеко, и хуторянки не находили себе места от страха. Однако о веревках не забывали, и они висели в целости и сохранности на всех одиннадцати гвоздях.
Однажды сынишка одной из женщин пошел в лес за хворостом. Вошел он в лес и вдруг слышит: стонет кто-то в кустах. Это был партизан, которого ранили в ногу. Мальчонка со всех ног бросился назад на хутор позвать мать. Женщина сперва до смерти испугалась, заломила в отчаянии руки, а потом сказала:
— Давай все-таки принесем его в дом да спрячем. Кто знает, может, и твой папа, солдат, просит сейчас такой же помощи. А мы даже не знаем, где он и жив ли еще.
Спрятали они партизана в амбаре и послали за доктором, будто бы для больной бабушки. Но все хуторянки только что утром своими глазами видели, как бабушка, здоровехонькая, сновала по двору, будто резвая белка, и сразу подумали: «Что-то тут не то». Известно, на хуторе секреты долго не живут. Не успело солнышко за лес опуститься, как все уже знали, что в амбаре у Катерины лежит раненый партизан.
— Ох, смотрите, — сказал один старик, когда весть об этом разнеслась по всему хутору, — узнают немцы, понаедут сюда и всех нас порешат! Несдобровать нам, ох, несдобровать, помяните мое слово!
Но у женщин таких мыслей и в голове не было. Они вспоминали о своих мужьях, сражающихся где-то на чужбине, и думали, что они, может быть, тоже лежат сейчас раненые, тоже должны прятаться, и вздыхали. На третий день одна женщина, которая только-только зарезала поросенка, взяла кружок свиной колбасы и принесла его Катерине.
— Вот, возьмите, — сказала она. — Как-никак бедняге надо сил набираться. Отдайте ему эту колбасу.
Немного погодя пришла другая женщина и принесла бутылку вина, за ней третья с мешочком кукурузной муки на поленту, потом пришла четвертая с куском сала. Так до вечера у Катерины перебывали все хуторянки, и ни одна не пришла с пустыми руками. Женщины передавали Катерине свои подарки, потом тихонько заглядывали в амбар, где лежал раненый партизан, и уходили, утирая слезы.
Партизану между тем стало лучше, рана его понемногу затягивалась, и пока он выздоравливал, все одиннадцать семей заботились о нем, как о родном сыне, и у него ни в чем не было недостатка.
Долго ли, коротко ли, поправился партизан. Настал день, когда он сам выбрался из темного амбара погреться на солнышке, и тут увидел колодец без веревки. Увидел и очень удивился: почему же он без веревки? Женщины покраснели и стали сбивчиво объяснять, что в каждом доме есть своя веревка. Объясняли, объясняли, но партизан так и не понял, почему на этом хуторе такой странный обычай. Да и как ему было понять, если женщины не сказали ему, что долгое время только и делали, что ссорились друг с другом. А не сказали они об этом оттого, что теперь уже все было не так. Теперь, когда они пережили вместе столько невзгод, когда сообща выхаживали партизана, они незаметно для себя подружились и стали как родные сестры.
«А правда, зачем нам столько веревок?» — подумали женщины и тут же решили купить в складчину одну хорошую цепь. Так и сделали. Приколотили новую цепь к вороту, и партизан достал первое ведро воды.
А вечером партизан снова ушел в горы.
Троллейбус номер 75
Однажды утром троллейбус номер 75, который ходит от Монтеверде Веккио до площади Фьюме, вместо того чтобы спуститься к Трастевере, направился по Джаниколо, свернул на Старую дорогу Аврелия и… Словом, через несколько минут он, словно ошалевший от весеннего солнца заяц, уже мчался по лугам, окружающим окраины Рима.