– Как их много, – сказала Исмей. И задрожала, хотя день был не особенно холодный. – Тебе страшно?
Тармин кивнул.
– Давай посмотрим, может быть, нам удастся войти внутрь. Надо забирать поднос и уходить.
И они повернули к дому.
Статуи на террасе за их спинами зашевелились. На этот раз совершенно точно. Ангел, который плакал, теперь глядел прямо на них; тот, что прятался в темной нише, выступил на яркий свет; а тот, что тянул к ним руки, перешел с одной стороны террасы на другую. И оказался прямо перед ними.
Исмей ахнула и тут же прикрыла рот рукой. Тармин схватил ее за другую руку и потянул за собой. Петляя между статуями и стараясь не подходить к ним близко, дети бежали к двери дома. До самого порога Тармин не оборачивался; а когда всё же обернулся, то увидел, что все статуи снова изменили положение и таращат незрячие глаза на них с Исмей.
Исмей уже открывала дверь – каким-то чудом она оказалась не заперта. Дети перевалились через порог внутрь, и Тармин с грохотом захлопнул за собой дверь.
– Эти статуи… – задыхалась Исмей.
– Если они, конечно, статуи, – возразил Тармин.
– Они движутся.
Тармин кивнул. Исмей не ошибалась, хотя странно было то, что они ни разу не видели, чтобы хотя бы одна статуя шевельнулась.
– Похоже, что они делают это, только пока мы не смотрим, – сказал Тармин.
– Мне… – Исмей прикусила губу. – Мне это не нравится.
– Мне тоже, – признался ей Тармин. – Надо найти поднос, а там побежим к стене во все лопатки.
Исмей согласилась.
– Куда нам отсюда идти, как ты думаешь? – сказала она.
Никто из них никогда не бывал в доме раньше. Они стояли в просторном холле, откуда открывались в другие помещения множество дверей, а в конце его на второй этаж вела просторная лестница. Тармин указал на дверь справа.
– Вот, наверное, гостиная, – сказал он. – Стол с подносом всегда стоял напротив окна, по эту сторону от входа.
Тихонько они приоткрыли дверь. Комнату заливал свет, струившийся из немытых окон. Пылинки легким туманом висели в воздухе, при каждом шаге облачками поднимались с ковра на полу. Едва они вошли внутрь, как что-то сверкнуло на столе возле самого окна – это был тот самый серебряный поднос, пыльный и почерневший.
– Вот он! – Исмей метнулась к столу. Она уже тянула руки к подносу, когда ее визг вдруг прорезал комнату.
Тармин тут же подскочил к ней и стал смотреть туда, куда был устремлен ее перепуганный взгляд.
Из окна на них смотрело лицо. Это был ангел, он заглядывал внутрь, прижавшись к стеклу носом. Его рот был широко открыт, из него торчали острые, длинные зубы, лицо искажала гримаса гнева, голода и торжества.
– Бежим, – бросил Тармин. И ухватился за поднос.
Дети дружно попятились, не сводя глаз со смотревшей на них гротескной маски. Тармин обернулся и заметил другую опасность, уже в комнате, – за дверью притаилась еще статуя, которую они, входя, не заметили. Тоже ангел. Исмей, продолжая пятиться, его не видела.
Статуя за дверью протянула к девочке руку. Тармин предупреждающе вскрикнул, и она начала оборачиваться.
Что-то грохнуло за окном, и Тармин повернул голову в ту сторону – ненадолго, всего на миг, но этого оказалось достаточно, – когда он обернулся снова, девочка исчезла.
Ангел стоял перед Тармином один – недвижный, молчаливый, бесстрастный.
– Где она? – завопил на статую Тармин. – Что ты с ней сделал?
Но статуя, разумеется, не ответила.
Когда Тармин позвал Исмей, та в изумлении оглянулась, но мальчика нигде не было. И это была не единственная перемена.
Исмей стояла на том же месте, что и раньше, у двери гостиной, однако вокруг нее все стало другим – мебель новее, ковер ярче. Там, где еще минуту назад лежала пыль и грязь, теперь все сверкало чистотой. Солнечные лучи беспрепятственно проникали сквозь промытое окно в комнату.
– Тармин! – крикнула Исмей. – Тармин, где ты?
Кто-то встал перед ней в дверях гостиной.
Это был не Тармин.
Тармин проскочил мимо статуи и выбежал в холл. Он не понимал, как Исмей успела покинуть комнату за ту долю секунды, пока он отвернулся к окну, но, значит, все же успела, ведь ее нигде не было.
Какой-то звук – негромкий скрежет камнем по дереву – заставил его оглянуться. Та статуя, которая была у двери гостиной, оказалась теперь у него за спиной, со свирепой гримасой на лице она тянула к нему руки. Тармин так и подпрыгнул.