Когда оливковое масло прогрелось, а снег начал таять, ввысь поднялись клубы пара, и раздался сильный треск. В доме все проснулись от едкого дыма и грохота. Отец, мать и братья забегали по комнатам, крича: «Пожар, пожар!»
В другой раз родные летом заперли Чирилло в доме, а сами ушли на карнавал. До полудня он хорошенько выспался, а больше спать, понятно, не хотел. Так и просидел один до самого вечера.
Поздним вечером он встал с постели и подошёл к окну. На улицах царила полная тишина, и Чирилло было так хорошо и спокойно. Никто за ним не следил, не упрекал в нелепых поступках.
— Как красив Сан-Марино ночью, когда все спят! — прошептал Чирилло. — Гувернантка на тебя не кричит, отец с матерью не сердятся, братья не насмехаются над тобой.
Вдруг за крепостью зажёгся огромный полукруг света. Это всходила луна. И вот она подплыла так близко к замку, что казалось, сейчас дотронется до его зубчатых стен. Чирилло нестерпимо захотелось посмотреть на луну с башни крепости. Он вылез в окно, спрыгнул на землю и побежал к крепостным стенам. Луна ждала его, громадная, молчаливая и даже печальная.
«Конечно, ей же скучно одной», — подумал Чирилло. Минуту спустя он уже стал взбираться на могучие, старые стены, задыхаясь от натуги.
И тут ночную тьму распорол крик:
— Стой! Кто идёт? — Часовой быстро, чуть не бегом, подошёл к нему.
Чирилло испугался и спрятался за зубцом башни, а луна в страхе помчалась прочь.
Перед Чирилло стояли часовые, вооружённые пиками и алебардами.
Всю ночь Чирилло продержали в караульном помещении и упорно допрашивали, зачем он полез на крепостную стену. Лишь утром его отпустили к родным.
И на этот раз от сурового наказания его спасла бабушка Сальвина. Только она понимала Чирилло и всегда его защищала.
— Чирилло всё время о чём-то мечтает, — терпеливо объясняла остальным внукам бабушка Сальвина. — Мечтает даже днём, наяву.
— Неправда! — возражали братья Чирилло. — Ты его защищаешь, а он глупец. Позор нашей семьи. Что ни сделает, всё не так. Мы теперь будем его звать Чирилло-глупилло.
С тех пор и братья и все остальные в насмешку звали его Глупилло.
Но Чирилло ничуть не обижался. Его мучило совсем другое. Он никак не мог забыть той ночи, когда его схватили солдаты охраны.
— Бабушка, почему солдаты ночью не спят? И почему столько людей ходят закованные в броню, с алебардами в руках и хватают детей за чубы? Ведь они ничего плохого не сделали? — спрашивал он с болью в голосе.
— Дорогой ты мой внучек, — отвечала бабушка Сальвина, гладя его по голове, — сейчас трудное время для Сан-Марино. Мы воюем с родом Малатеста, владыками Римини. А значит, стража у крепости должна всегда быть начеку, особенно ночью. Вдруг враг внезапно нападёт на нас!
— Раз идёт война, то погибают наши и чужие солдаты, а родные и друзья их оплакивают. Верно, бабушка? Почему же тогда взрослые, если они такие хорошие и умные, ведут кровавые войны?
Бабушку Сальвину смутил вопрос внука. Ей так и не удалось объяснить ему, почему люди затевают войны. И тогда Чирилло решил бороться против войны сам.
Дядя Чирилло командовал городской стражей. А жил он вместе с братом в одном доме с Чирилло. Однажды Чирилло удалось тайком проникнуть в комнату дяди. Там хранились военные мундиры, шлемы, сёдла, алебарды, шпаги. Он осторожно вынул все шпаги из ножен и… замер от восторга. Они были длинные, острые, сверкающие. Но потом Чирилло подумал, что ведь этими красивыми шпагами на войне убивают людей.
— Лучше не убивать других, тогда и тебя самого не убьют! — тихонько сказал «простачок» Чирилло. Взял и тонкой проволокой привязал шпаги к ножнам.
На следующий день дядя Чирилло устроил смотр войску, которое прислал на помощь санмаринцам их союзник Альфонс Арагонский, король Неаполя. Глава санмаринской стражи хотел вскинуть шпагу в торжественном салюте, а она не вынулась из ножен. Скандал, да и только! Дядю Чирилло чуть в простые солдаты не разжаловали. Проверили остальные шпаги и очень скоро дознались, что это дело рук Чирилло. Тут уж все решили, что Чирилло парень опасный и его надо сурово покарать.
Беднягу Чирилло заперли в мансарде, страшно холодной зимой и горячей-прегорячей летом. А навещать его разрешили одной только бабушке Сальвине. Она-то и утешала Чирилло-глупилло в его горестях и бедах.