— Так, угодил пальцем в небо... А что милей?
— Милей моей попадьи для меня нет ничего на свете.
— Для тебя, а не для всех... Старик, расскажи теперь ты!
Кузьма отвечает:
— Что ж, панок, батюшка уже ответил.
— Подходи, старик, ближе, а то плетки получишь! Что жирнее всего на свете?
Кузьма приблизился и говорит:
— Я считаю, панок, что жирнее земли нет ничего. Каждому дает пропитание.
— А быстрей?
— Быстрее думок нет ничего. Думками везде можешь побывать.
— А милей?
— Сон милей всего на свете.
— Молодец, Кузьма! Ты угадал. Только жеребеночка я все-таки тебе не отдам.
Поп ушел, а пан говорит:
— Кузьма, расскажи, кто тебя научил так отвечать?
— Сам, панок, додумался. Пан не поверил:
— Если не скажешь, плеток получишь!
Кузьма сказал:
— Что ж, панок, есть у меня дочка хворая, на своих ногах не ходит, сидит век на запечке—она меня и научила.
Пан тогда и говорит:
— Придешь ко мне завтра, Кузьма!
А сам позвал горничную, приказал взять сто яиц, сварить и принести ему в корзине. Горничная взяла сто яиц, сварила и принесла в корзине пану.
Прошла ночь. Кузьма встал, умылся, выждал время и пошел к пану. Пан говорит:
— Ну, Кузьма, на тебе яйца, неси своей дочке; пусть она мне цыплят выведет. Принесешь цыплят — получишь кобылу, жеребенка и саночки.
Кузьма думает: «Это я сделаю. У меня четыре курицы хвохчут и еще у соседей достану».
Пришел Кузьма домой, принес яйца, рассказал дочке все.
Она и говорит:
— Подай-ка сюда яйца.
Девушка взяла яйцо, разбила — вареное. Тогда она приказала поставить корзину на стол, подать соль и хлеба.
Ели яйца, сколько хотели, потом дочка приказала матери внести просо и сварить. Мать принесла, всыпала в горшок, сварила, поднесла.
— Высыпай в белый платочек. Пусть остынет. Переночевали. Наутро дочка приказала батьке:
— Ну, отец, неси это просо пану и скажи: «Панок, цыплята готовы, да нечем кормить. Дочка прислала проса, чтоб посеяли, нажали, намолотили и пшена надрали».
Пан принял просо, посмотрел — просо вареное. Он и думает: «Обработала меня калека. Я умен, а она еще умней. Что делать? Надо ее со свету сжить!» И решил пригласить ее в гости. Как она на двор,— отвязать собак, они кинутся и растерзают ее. Он и говорит Кузьме:
— Ну, Кузьма, я прошу, чтобы твоя дочка приехала ко мне на коне—и без коня, голая — и в сорочке, с гостинцем — и без гостинца. Ступай!
Кузьма пришел, рассказал, дочка отвечает:
— Это все ничего. Сходи-ка, посмотри моты, не влез ли заяц живой.
Кузьма пошел. Стоит заяц, в мотах запутался. Кузьма выпутал зайца из мота и принес домой живого. Дочка приказала посадить зайца под печку, а потом сказала:
— Отец, принеси бредень.
Принес Кузьма бредень.
Дочка приказала отцу сделать уздечку на козла и зауздать его. Потом сняла с себя рубашку, надела бредень и приказала себя в старые ломаные санки посадить. Взяли отец с матерью козла за повод и повезли калеку к пану.
— Не везите меня открыто, из-за амбаров подвозите,— приказала дочка.
Родители так и сделали.
За амбарами дочь велела обратать козла, села на него верхом, сунула зайца за пазуху и поехала дальше. Только ввел Кузьма козла в ворота, бросились на калеку панские собаки.
Девушка, не будь глупа, бросила зайца из-за пазухи, собаки и побежали за ним.
А Кузьма повез дочку в пановы комнаты. Пан приказал снять девушку и поставить козла в коридоре. Кузьма с женой внесли дочку, посадили ее на стул.
— А гостинцы где? — спросил пан.
— Несла, да собаки вон по полю погнали, вот ты и стал с гостинцем и без гостинца.
Не хотелось пану, но пришлось отдать саночки, жеребенка и лошадь с поповою повозкой Кузьме. Так девушка отца от свирепого пана избавила.
КАК МУЖИК ЗАСТАВИЛ ПАНА ЗЕМЛЮ ПАХАТЬ
Жил богатый пан, а неподалеку, в селе,—бедный старик Фома. Пан имел тысячу десятин земли, а Фома — одну полоску и захудалую лошадь. Когда умирал старый пан, задумался: справится ли молодой сын с имением?
— Слушай, сын,— сказал он.— Я умираю. Имение остается за тобой. Смотри, чтобы оно не заросло травой. Помнишь, я тебе говорил про котел с золотом? Я его закопал в землю, а ты должен найти: в нем все мое богатство. Так вот слушай: когда мужицкая лошадь взойдет на твою землю, ты ее забирай, а потом заставишь хозяина за выкуп клячи вспахать три десятины. Когда ты так закабалишь всех мужиков, кто-нибудь из них и выпашет тебе котел с золотом.
«Ловко придумал отец: земля будет вспахана, и я буду с золотом!»—подумал молодой пан.
Наступила весна. Начали панские холопы с барских лугов забирать мужицких лошадей. Заскрипели на панском поле мужицкие сохи.
Выбились мужики из сил, стали просить:
— Пане милосердный, окажите божескую милость. Моя лошадь горсть вашей травы съела, а вы нас всю весну мучите.
Свирепый пан и слушать не хотел мужиков, а который ослушивался, того приказывал холопам пороть кнутами.
Мужики потели, мучили своих лошаденок, а панские поля с каждым днем и часом распахивались все больше и больше.
Но вот взошла на панский луг голодная пегашка Фомы. Не успела она щипнуть панской травы, как была поймана и заперта в конюшню. Пришел старик в имение, повалился пану в ноги:
— Благодетель пан, отдайте мою клячонку, мне нужно огород под картошку пахать!
Но не тут-то было. Пан затопал ногами и велел дать старику двадцать розог. Кроме того, отмерил три десятины земли и сказал властно:
— Вспаши эту землю за три дня, иначе лошадь не получишь!
Мужик надел портки, поморщился, почесался, но делать нечего. Запряг пегашку и принялся пахать панскую землю. Вспахав полдесятины, измученная лошадь зашаталась и остановилась в борозде. Загрустил Фома: «Не вспахать мне три десятины, издохнет пегашка. Запорет тогда меня пан плетями!»
Но деваться было некуда, начал хлестать кнутом свою кобылу.
— Ну, милая, ну!
Под сохой что-то хрустнуло, и измученная лошадь пошатнулась, упала и тут же испустила дух. Горько заплакал старик.
— Проклятый камень, если бы не ты, потянула бы моя пегашка еще.
Фома наклонился к лемеху и обомлел: под лемехом лежал закупоренный блестящий котел. «Клад!»— подумал мужик и оглянулся.
На поле никого нет. Старик наскоро отвернул пласт земли, закрыл им котел с золотом, заметил место и пошел пану сказать о несчастье.
Злобно закричал пан, вышвырнул Фому из своих хором и велел всыпать горячих за нерадение.
Мужик поклонился пану за «науку» и поплелся домой. А ночью вернулся на пашню и взял котел с золотом.
— Ой, ой,— развела старуха руками, увидев в котле золото.— Снимет теперь пан с нас шкуру!
— Помалкивай, старуха, помалкивай! Теперь у нас будут и лошадь и корова. Только ты смотри, никому не сказывай. Видишь, сколько! Все теперь наше.
Два дня крепилась старуха, а на третий не выдержала и похвалилась своей кумушке:
— Старик-то мой надысь на панской земле клад выпахал. Теперь мы заживем!
Кумушка тотчас же рассказала об этом своему куму, кум свату, и пошло по всему селу. Услыхал Фома, что его старуха разболтала о котле с золотом, загрустил.
— Что придумать, чтобы пан не поверил этим слухам?
Долго ходил по хате старик, потом взял норот, сплетенный из прутьев, и сказал старухе:
— Надо к завтраму карасей наловить. Поставил Фома на ночь норот в пруду и лег спать, а как только стало светать, пошел в лес, поймал двух зайцев. Вытряс из норота карасей, посадил в него зайцев, окунул в воду и принес домой.
— Господи, боже мой, что это такое? — спросила она.
— Теперь, старуха, в нашем пруду не караси, а зайцы живут.
На вторую ночь Фома вынул из котла часть золота, купил мешок баранок и рассыпал их по двору, на крышу, на крыльцо, а одну даже на плетень повесил. Вышла утром старуха на двор и ахнула.