Мрачное настроение постоянного посетителя не укрылось от внимательного взгляда трактирщика.
-А что это ты такой грустный сегодня? – поинтересовался он, – сам на себя не похож.
-Похож, не похож, – протянул Альберт, – сегодня не похож, а завтра это становится твоим обычным состоянием.
Трактирщик перевернул в очередной раз утку.
-Ну неужто так все плохо?
И Альберт, сам не зная зачем, начал рассказывать о своих злоключениях: про письмо отца, про те надежды, которые тот возлагает на него и про деньги, которые вот-вот закончатся, и тогда совершенно непонятно, что же делать.
Трактирщик очень внимательно слушал юношу, а потом сказал:
-Что-то я тебя не пойму. Разве же это проблема? Найди себе работу, как все, и будут деньги на жилье и учебу, да и ко мне пару-тройку раз в месяц сможешь забегать вечерком, – с этими словами он подмигнул Альберту и поставил перед ним еще одну кружку пива.
Замечание Иоганна, столь сходное с его собственной единственной мыслью, почему – то расстроило Альберта еще сильнее.
-Эх, Иоганн, стоишь ты тут среди своих бочонков да продуктов, и понять не можешь, что я не привык ходить в присутствие, а потом бежать в Университет, – неожиданно резко ответил он трактирщику, – это не для меня, а для нищих, которые и писчей бумаги-то нормальной купить себе не могут. А я всего лишь хочу, чтобы все было как раньше, как обычно. Как обычно хочу приходить в Университет, а вечерами, как обычно, сидеть в твоем славном трактире за кружкой доброго пива. У меня всего одна молодость, и я хочу прожить ее весело, успею еще наработаться.
Трактирщик помолчал, посмотрел на огонь, а потом сказал:
-Кажется, я знаю, как тебе помочь. Ступай ночью на старый Лазурный мост, дождись пока часы на старой ратуше пробьют полночь, а потом наклонись вниз, к воде, и скажи: "Хранитель Семимостья, выйди и исполни желание". И тот, кто выйдет, решит все твои проблемы.
Альберту стало жутко. Еще давно, от какого-то студентишки он слышал, что на Лазурном мосту по ночам нехорошие вещи творятся. Но чтобы вот так, запросто…
Он наклонился вперед и прошептал:
-Слышишь, Иоганн, а кто он такой – Хранитель Семимостья?
Трактирщик тоже подался вперед.
-Говорят, что на каждом перекрестке есть свой хранитель, но они слабые обычно. А на нашем Семимостье Хранитель сильный, сам посуди – мост, вода, перекресток, да еще число семь, самая, что ни на есть магическая цифра – все атрибуты в одном месте собрались. Поверь мне, Хранитель Семимостья существует, и то, что он желания исполняет – точно тебе говорю, дед мой к нему ходил и ничего, живым ушел и делишки свои поправил.
Остаток вечера Альберт сидел молча, допивал пиво, думал. Страшно было ему идти на поклон к неизвестному Хранителю, но манила возможность вернуть свою жизнь в прежнюю, привычную колею, где нет ни забот, ни трудностей.
В эту ночь он спал плохо, ворочался и думал, думал, думал. И весь следующий день думал.
А к вечеру достал оставшиеся в кармане пять монет, пересчитал, вздохнул – и отправился в сторону Семимостья.
***
Идти ему было недалеко, и как бы не старался Альберт растянуть дорогу, как бы не петлял по улочкам, к Семимостью он подошел уже в одиннадцать. Так как фонарей у Лазурного моста никогда не было, вокруг стояла темнота, и мостик скорее угадывался, чем был виден.
Альберт несколько минут постоял на берегу, глядя на темную воду, плескавшуюся о гранитные берега закованной в камень реки, а потом быстро и решительно поднялся наверх.
Ничего страшного или мистического он не увидел. Обыкновенный старый мост, внизу колышется тяжелая ночная река, теплый ветер легонько касается волос, по берегам царапают чернильное небо острыми крышами силуэты домов, будто вырезанные из черного картона.
Летняя, теплая ночь, самая что ни на есть заурядная.
Альберт почувствовал себя глупо.
"Наслушался сказок старого пьяницы, – обругал он себя, – Иоганн, должно быть, выжил из ума, если верит в такую ерунду, да и я не лучше. Не иначе, как вчерашнее пиво вдарило мне в голову, если я уверовал в эти бредни".
Белый циферблат часов, аляповатым пятном видневшийся на городской ратуше, окончательно успокоил Альберта. Скоро часы пробьют полночь, ничего не произойдет, и он сможет спокойно уйти домой.
На самом деле Альберт уже сейчас хотел отправиться восвояси, но крохотная надежда на быстрое, и, самое главное, легкое избавление от проблемы все-таки жила внутри него и не давала развернуться и пойти в сторону дома. Он встал, облокотившись на решетку моста, и уставился невидящим взглядом на реку.
Луна вынырнула из-за облака и окрасила картину каким-то мертвенным синим светом; река подернулась рябью и отразила лунную дорожку, бегущую до следующего моста и теряющуюся за поворотом. Продолжив взбираться на небо все выше, лунный диск окончательно рассеял сумерки и Город казался будто накрытым серебристым пологом; шаловливые лунные лучики, играясь, отражались от стекол окон и прыгали дальше, дальше по одним им известным делам. Ветер стих, и в этом безмолвном лунном свете стали отчетливо видны шесть мостов, стоящих вдалеке.
Бом! – прокатилось по крышам и умерло где-то вдалеке. Бом, бом, бом…
"Полночь", – сердце Альберта ухнуло и остановилось. Часы продолжали бить, их бой отчего-то показался ему зловещим.
С двенадцатым ударом, когда затихло эхо и последний звук умер, разбившись о небо, наступила странная, неживая тишина. Альберта окатило холодным потом, и он поймал себя на мысли броситься бежать, бежать куда угодно, главное – подальше отсюда, от этой странной, мертвой тишины, словно колпаком накрывшей мост. Он обругал себя трусом и срывающимся голосом пробормотал:
– Хранитель Семимостья, выйди и исполни желание.
Ничего не произошло. Вода под мостом все также текла, а луна, как и минуту назад, пялилась с неба вниз.
Альберт выдохнул, разочарованно и в то же время с облегчением. Он попробовал это средство, оно не помогло, и хотя проблема по-прежнему на месте, ничего страшного или пугающего с ним не случилось. Теперь можно идти домой. А лучше – зайти в трактир к Иоганну и вдоволь посмеяться над тем, как ловко тот разыграл приятеля.
Он начал спускаться обратно, но не успел сделать и шагу, как перед ним, будто из-под земли, вырос человек. Невысокий, слегка полноватый, с тяжелым отечным лицом, облаченный в черный сюртук; начищенные до блеска пряжки на его туфлях тускло блестели, седые волосы, перехваченные черной лентой, серебрились в лунном свете, белые пальцы сложенных на животе рук выделялись в ночной темноте – в нем не было ничего необычного, на первый взгляд, но отчего-то мороз пробирал по коже от одного только его присутствия.
"Глаза, – понял Альберт, – у него нечеловеческие глаза".
Глаза незнакомца и впрямь были жутковатые. Круглые, чуть навыкате, они горели пронзительно-голубым светом, вертикальный зрачок багряного отлива смотрел, казалось, прямо в душу, вынимая из нее самую суть и заливая туда ровную, черную пустоту.
-Кто меня звал? – голос Хранителя оказался низким, скрежещущим, режущим слух.
-Я, – сказал Альберт.
Это "я" получилось каким-то жалким, и он, на всякий случай, уже более уверенно повторил:
-Я звал тебя, чтобы ты исполнил мое желание.
Хранитель Семимостья медленно, будто каждый шаг давался ему с неимоверным трудом, отошел от Альберта и прислонился к решетке, уставившись своими страшными, немигающими глазами на молодого человека.
-Желание, – сказал он, – да, я могу исполнить твое желание, только вот что ты можешь предложить мне в обмен на эту услугу?
– Я… – Альберт осекся. Трактирщик не говорил о том, что Хранителю придется платить, но в любом случае денег у него не было, окромя тех последних пяти монет, – у меня совершенно нет денег…