А Филин, говорят, до сих пор жив, только к людям почти не выходит.
Шаманы живут на границе миров, и им чужды как человеческие чувства, так и человеческие мерки добра и зла.
Так что может, оно и к лучшему. Для всех.
История седьмая, о Хранителе Семимостья
Вы знаете, сколько мостов в нашем Городе?
Считается, что шесть. Шесть красивых изогнутых мостиков с воздушными резными решетками, и на каждом стоят по четыре фонаря – два на одном берегу, два на другом, и вечерами можно видеть, как Фонарщик зажигает огни, и блики пламени мерцают, отражаясь в воде.
Но на самом деле мостов у нас в Городе семь.
Если идти вдоль по улице от лавки булочника до реки, а потом повернуть налево и еще какое-то время двигаться, никуда не сворачивая, до огромного серого здания с грифонами на фасаде, то можно подняться на неприметный старый кованый мостик, находящийся аккурат напротив этого дома. И, оглядевшись по сторонам, вы увидите удивительную панораму – с этого маленького и, на первый взгляд, ничем не примечательного мостика видно все шесть мостов Города. И на седьмом, последнем, стоите вы сами, слушая мерный плеск воды о камни и глядя на решетки мостов вдали.
У этого моста нет фонарей, решетка его почернела от дождей и ветра, и только кое-где проглядывает еще небесно-голубой, изначальный цвет; люди редко приходят, чтобы постоять на нем и подумать о чем-то своем, вглядываясь в мерное течение реки. И, хотя мостик находится недалеко от центра Города, и вид, открывающейся с него, завораживает, жители предпочитают прогуляться до следующего моста, дабы перебраться на другой берег.
Говорят, что однажды пришел в Город странник; ничем не примечательный, в запыленных одеждах, он бродил по своим делам и наконец пришел на этот мост. Постоял, посмотрел в воду, потом плюнул в текущую реку и сказал что-то на непонятном наречии. На следующее утро решетка моста потемнела, а вскоре по Городу поползли слухи о том, что нечисто, ох как нечисто на Лазурном мосту ночью. Мол, встречается там запоздалым путникам какой-то страшный человек, а может быть, и не человек то вовсе, будто бы появляется он внезапно, словно из воздуха, и от одного только взгляда на него волосы становятся дыбом.
И люди перестали ходить той дорожкой, да не только ночью, но и днем, тем более что до другого моста было рукой подать.
Губернатор пробовал мост ремонтировать, да все впустую. Не ложится на обшарпанную поверхность новая краска, через сутки стоит мост снова темный, словно и не красил его никто.
Со временем мост окончательно обветшал, но все уже привыкли к его новому виду, хотя пользоваться им по-прежнему не хотели. Так и стоял он, будто вычеркнутый из повседневной жизни, мост-призрак на Семимостье.
***
Душным летним вечером, когда уже зажгли фонари, шел по Городу, бесцельно меряя шагами улицы, Альберт Люфт, молодой парень лет двадцати. Был он студентом городского Университета, но сегодня мысли его были далеки от учебы и веселых студенческих пирушек.
Казалось бы, о чем волноваться, если тебе всего двадцать лет, и впереди у тебя – целая жизнь, и ты едва успел сделать первые шаги в своей судьбе? Ты молод, твой отец богат, и ты можешь похвастать друзьям и породистым конем, и бриллиантовым перстнем на мизинце, и легко просаживаешь в таверне золотые монеты, угощая веселую компанию пенистым пивом и восхитительным ароматным мясом. Альберт не знал нужды, и пока некоторые из его однокурсников мыкались между наемной работой, дабы иметь возможность заработать на жизнь и Университетом, он получал наслаждение от всех прелестей студенческой жизни.
Может быть, дело во внешности? Но и тут привереда-судьба не обделила нашего героя, и не одна девушка вздыхала украдкой, вспоминая черные, как ночь, глаза студента.
Но не далее как неделю назад Альберт получил письмо от отца.
"Дорогой сын, – писал Люфт-отец,– дела наши приходят в упадок; огромные налоги и неурожай прошлого года, твое обучение в Университете и болезнь твоей матери истощили мой кошелек. Я больше не смогу отправлять тебе по двести монет в месяц, и считаю, что ты уже достаточно взрослый для того, чтобы содержать себя сам, не полагаясь на милость своего старого отца. За время своего обучения ты уже должен был обрасти приличным количеством связей в Городе, которые, я надеюсь, позволят тебе найти достойную работу и крепко встать на ноги…" Дальше отец писал о матери и о том, как собирается в следующем году привезти в Город сестер Альберта, чтобы выдать их замуж за достойных молодых людей, которых, как он полагал, более чем достаточно в окружении такого перспективного молодого человека, каким являлся его сын.
Это-то письмо и ввергло Альберта в состояние душевного терзания. Дело в том, что почти за четыре года учебы в Университете никакими такими связями, способными помочь ему найти работу, он не обзавелся, а знакомство свел разве что с трактирными завсегдатаями, с которыми всегда можно было пропустить кружку-другую пива и позубоскалить в свое удовольствие.
А слово свое отец сдержал, и в двадцатый день месяца посыльный с деньгами, впервые за четыре года, не постучал в дверь его дома.
Мысли Альберта путались, сбивались в кучу, и он никак не мог придумать решение своей проблемы, и вот уже битый час бродил по Городу, раздумывая, как же ему быть дальше.
"Можно, конечно, найти себе работу писца, их всегда не хватает, а студентов на такую работу берут охотно. Но ведь писец получает всего пятьдесят монет в месяц, – рассуждал Альберт, идя по узенькому переулочку, – моя квартира стоит двадцать пять монет в месяц, а на остальные двадцать пять я мог бы скромно питаться, но тогда придется позабыть про друзей, посиделки и красавицу-Камиллу, прежний образ жизни мне будет более не по карману; да и вставать придется рано поутру, а не ближе к обеду. Представляю, как будут смеяться надо мной друзья – красавчик-Альберт за столом, весь перепачканный чернилами!"
Такая перспектива разозлила Альберта, и он с досады пнул лежавший на дороге камешек; камень со стуком прокатился по мощеной улице и замер, ударившись о стену одного из домов.
Но злись – не злись, а решать что-то надо, тем более что денег почти не осталось, в кармане студента лежало только десять монет.
Ноги сами привели его к трактиру, в котором он беззаботно провел несметное количество часов. Альберт поглядел на знакомую дверь – и настроение его внезапно улучшилось. В конце концов, на сегодняшний вечер деньги у него есть, а завтра будет новый день, вот тогда и надо будет думать, как быть дальше.
С этими мыслями Альберт открыл дверь и вошел в трактир.
Как и всегда в это время, в трактире было шумно. Две огромные круглые люстры, по двадцать толстых свечей на каждой, освещали большое помещение, за широкими столами сидели разномастные компании. Кого только тут не было – от почтенных отцов семейств, зашедших пропустить по кружке пива, до безусых юнцов, шумною компанией расположившихся за столом в углу, весело смеющихся какой-то шутке своего товарища.
– Какие люди! – поприветствовал Альберта трактирщик Иоганн, верткий малый в засаленном переднике; он ухитрялся делать сразу несколько дел: наливал две кружки пива, вертел на огне жирную утку, уже покрывшуюся аппетитной корочкой, и поторапливал служанку, что замешкалась у дальнего стола.
-И тебе не хворать. Народу-то у тебя сегодня – яблоку упасть негде, – поддержал разговор Альберт.
-Да, вечер сегодня что надо, – довольно ответил трактирщик, – тебе как обычно?
-Угу, – это небольшое слово, "обычно", снова напомнило Альберту, что скоро жизнь его неминуемо изменится, и обычным явлением в ней станут не вечера в трактире, а сидение за переписыванием чужих бумаг.